Продолжение

3. ФРОММ.  ПСИХОАНАЛИЗ И РЕЛИГИЯ.

Борьба философских идей материалистического рационализма и религиозного мистицизма не ослабевает и в наше время. Воюя с христианством материалисты переносят свое неприятие на религию в целом, изо всех сил пытаясь доказать читающей общественности, что идеи атеизма более прогрессивны, а самое главное более истины, чем религиозные мировоззренческие идеи. Фромм являясь последовательным продолжателем фрейдовского учения психоанализа с упорством Дон-Кихода пытается доказать, что психоанализ в состоянии заменить в общественной жизни религиозную духовную практику, тем самым, утверждая тезис, что Душа подвластна материализму.
     
1. «Что есть истина?»
     
Для того, что бы читатель даже и не сомневался в том, что Душа подвластна материализму, Фромм начинает свою книгу с гимна этому всемогущему властителю дум своих фанатичных последователей.     
«Никогда человек не подходил так близко, как сегодня, к осуществлению своих  самых заветных надежд. Наши научные открытия и технические достижения приближают время, когда стол будет накрыт для всех голодных, когда человечество преодолеет разобщенность и станет единым. Понадобились тысячелетия, чтобы раскрылись интеллектуальные способности человека, чтобы он научился разумной организации общества и концентрации сил. Человек создал новый мир, со своими законами и своей судьбой.
Оглядывая свое творение, он может сказать: воистину, это хорошо».
Весьма симптоматично, что этот гимн заканчивается почти евангельским выражением: «воистину, это хорошо». Сколько раз это прекрасное слово эксплуатировалось христианами для обоснования своей правоты, примата веры над неверием, и каждый раз прекрасный лебедь неожиданно превращался в хищного коршуна. Фромм хоть и считает себя полноценным материалистом, но в душе остается христианином. Слово «истина» для него также является магическим заклинанием, как и для евангелистов, что почти через строчку вставляли его в «Новом завете». Что же «воистину  хорошего» может увидеть человек, оглядывая свое творение, кроме удобных кресел,  мягких подушек и самой изощренной индустрии развлечений? Геноцид, уничтоживший практически все население Нового Света, а оставшихся загнавший исчезать в резервациях. Рабовладение, сохранившееся и до сегодняшнего дня в нелегальном виде.  Экологическая катастрофа, стеревшая с лица земли сотни видов животных и уничтожившая миллиарды гектаров растительности. Ядерная опасность и техногенные отравления окружающей среды, приводящие, к все более и более массовым и опасным, биологическим мутациям. Человек с маниакальным упорством, используя все самые современные  достижения своего интеллекта, уничтожает свой собственный дом, вне которого он просто не может жить. И это «воистину хорошо»?
Прекрасное слово, так и льется само на бумагу. Фромм как завороженный снова и снова повторяет его, вкладывая в  него все тот же христианский смысл.
«Психоаналитик обязан изучать человеческую реальность, которая скрывается и за религией, и за нерелигиозными символическими системами. Он понимает, что весь вопрос не в том, возвратится ли человек к религии и вере в бога, но в том живет ли он в любви и мыслит ли он по истине».
Итак, Фромм определил основную задачу психоанализа в отношении религии. Она заключается в том, что человека всего на всего надо убедить, что никакой разницы между богом и его собственным мышлением нет, если только оно истинно. Разница, следовательно, появляется только тогда когда это мышление не истинно, то есть ложно. Следовательно, любой верующий в бога, так или иначе отличающегося от него самого мыслит не по истине. Так в чем же заключается этот таинственный критерий истины?
«Критерий правильности (истинности) не в психологической мотивации, он основывается на изучении свидетельств за и  против некоторой гипотезы».
Как видим, критерий действительно объективен. Только реально существующие факты могут подтвердить или опровергнуть ту или иную  гипотезу. И вот именно с этого момента начинается недобросовестная манипуляция фактами. Все факты, доказывающие реальность  феномена Духовного мира материалистами игнорируются, официально не обсуждаются. Все попытки хоть как-то разобраться в них либо ошельмовываются,  либо осмеиваются. Талантливых  и одаренных людей обладающих необычными способностями стараются не замечать, а если это не удается, то их просто обвиняют в шарлатанстве. Таким образом, истина, очевидно, заключается не в фактах, а как раз наоборот, в психологической мотивации.

Продолжение

3. Иллюзия детской неврастении.
     
Если исследовать многоплановое явление лишь одним каким-либо методом, то неизбежно окажешься в положении трех слепцов ощупывающих слона в трех разных местах. Фромм, стараясь показать свою корректность в рассмотрении вопросов религии в общественном сознании, подчеркивает, что рассматривает его только с одной единственной точки зрения - психоанализа и тем самым ставит себя на место одного из притчевских слепцов.     
«Фрейд сравнивает религию с детскими неврозами навязчивости. Для него религия - это коллективный невроз, вызванный обстоятельствами, сходными с теми, которые вызывают детский невроз. Фрейд доказывает, что теистическая теория есть иллюзия, основанная на желаниях человека».     
Все предельно просто. Неврастеничное общество, испугавшись, ни с того ни с сего, среды своего обитания, стало изобретать себе религиозное мировоззрение, которое его и утешило. А уж после того как утешило, ему просто не захотелось расставаться с красивой сказкой и оно по инерции до сего дня находится в состоянии детской неврастенической иллюзии.
До какой же степени материалистический ум подвержен извращенному восприятию действительности. Тысячелетняя практика человечества, если она не укладывается в прокрустово ложе  искусственной теории, превращается материализмом в простую форму  заболевания. Причем объявляется, что это заболевание не безобидно, а опасно для общественного здоровья:
«Фрейд не ограничивается и доказательством иллюзорности  религии. Он говорит, что религия опасна, потому что освещает дурные человеческие установления,  ..., приучая людей верить в иллюзии и налагая запрет на критическое мышление, религия ответственна за обнищание умственных способностей.
Он полагает, что «глубочайшая внутренняя природа человека» не так уж иррациональна, пока человек не попадает под влияние иррациональных учений».     
Фромм даже не заметил, что сам же словами Фрейда и разрушил его собственное заблуждение. Действительно умственное обнищание начинается тогда, когда сознание  поглощено  каким-либо  иррациональным  учением.  Именно учением в своем обобщающем понимании этого термина. И это не только, и не столько чисто религиозные учения, но и учения атеизма и материализма, идеологические учения социальных переустройств и многие, многие  другие учения уводящие людей от рационального восприятия окружающего нас мира. Это произошло потому, что Фромм даже мысли не  допускал, что могут существовать какие-либо другие иррациональные учения кроме религиозных, тем более среди них ну уж ни как не может оказаться атеизм и материализм. А между тем непредвзятый анализ этих учений сплошь и рядом приносит доказательства их иррациональности, которые не заставляют себя ждать и появляются уже на следующей странице:     
«Если человек отбрасывает иллюзию отеческого бога, если он осознает свое одиночество и свою незначительность во Вселенной, то становится похож на ребенка, покинувшего отчий дом. Но задачей человеческого развития является как раз преодоление инфантильной привязанности. Человек должен научиться иметь дело с реальностью».     
Если бы это было написано в руководстве по психоанализу для работы с пациентами находящихся в депрессивном состоянии и подвергающиеся пагубному влиянию  какой-нибудь секты, то оно выглядело бы вполне к месту, но оно включено в работу психологических аспектов религии и по этому выглядит здесь неуклюже и нелепо.
Начнем с того, что атеизм, как естественное развитие материализма, естественным образом вырос из религии. Если верить Фромму, то атеизм это некое спонтанное желание некоторой части общества преодолеть свою собственную инфантильную  привязанность к отеческому богу. Хотя сами основатели атеизма, французские просветители, убеждали нас в обратном. Разрыв с религией происходил не из желания порвать со всемирным отцом, а как раз из понимания своего сиротства и полной разорванности с мировым отцом, поэтому никаких страхов по поводу вселенского одиночества у них не было, просто там где у всех людей находился бог, они поставили более конкретный образ - себя. В принципе они проделали тоже самое, что и их далекие предки, когда персонифицировали образ бога в образ человека. Только мудрость предков заключалась в том, что их отождествление коснулось лишь формы, а материалисты, посчитавшие себя намного мудрее их, решили провести уж совсем полное отождествление и заменили просто бога на просто человека, тем более, что внешне от такой замены ни чего не произошло.

ЧАСТЬ 2
     
ЭКЗИСТЕНЦИАЛИЗМ
     
В отличие от материализма экзистенциализм (антропоцентризм или персоналистическая философия) не только не отрицает религиозное мировоззрение, но, наоборот, базируясь на нем пытается совместить его с современными достижениями естествознания. Наиболее ортодоксальным представителем экзистенциализма является Бердяев  развивший его философские идеи на основе эсхатологии.  Судьба экзистенциализма удивительно напоминает судьбу христианства, по мере своего развития он приходит к расколу на два абсолютно противоположных направления: экзистенциализм теистический, который представляет Бердяев и атеистический, который представляет Сартр.

Продолжение

2. Между рабством и свободой.

Идея рабства и свободы, уже не раз звучала на страницах этой книги из уст материалистов, и будет звучать еще не раз, так как именно эта идея лежит в основе овладения общественным сознанием. Убеди общество, что оно порабощено той или иной идеей, а затем предложи свои услуги выбраться на свободу, и вот уже как за  горьковским героем страждущие бредут из тьмы к свету, но в конце пути находится новый «Данко», который с новым горящим сердцем в руках уводит людей уже по новой дороге и так продолжается до бесконечности. Бердяев, явно ощущающий свою уникальность в философском мире, все тот же «Данко», даже в подобии поставленной перед собой задачи он не видит ее тщетность, уже многократно доказанную его предшественниками.     
«Основное противоречие моего мнения о социальной жизни связано с совмещением  во мне двух элементов - аристократического понимания личности, свободы и творчества и социалистического требования утверждения достоинства каждого человека, самого последнего из людей и обеспечения его права на жизнь».
Интересно было бы узнать его отношение к «последнему из людей» если бы он изуверски надругался над его дочерью или сыном. Хорошо рассуждать об абстрактном милосердии и исповедовать «реалистическую» философию, пока это не коснется лично тебя. Миллионы задушенных в газовых камерах нацистов и павших за колючей проволокой ГУЛАГа, вряд ли разделят бердяевское утверждение о праве их убийц на достоинство и жизнь. Вот именно в этих социальных коллизиях и проверяется истинность того  или иного философского воззрения на природу вещей. Одно дело рассуждать об абстрактных правах в тиши кабинета, совершенно другое формировать свое мировоззрение непосредственно в горниле событий.
Характерно также понимание Бердяевым личности, свободы и творчества как элемент аристократизма, то есть доступного лишь обладателям власти и авторитета. Таким образом, сам того не подозревая, Бердяев переводит проблему рабства и свободы из чисто абстрактной плоскости в плоскость социальной реальности, где степень свободы прямо пропорционально социально-общественному статусу личности и разрушить это соотношение можно лишь разрушив социальность человеческого сообщества, но это уже апокалипсис. И тем не менее Бердяев, с упорством достойного лучшего употребления, направляет свое сознание к этому апокалипсису, именно из-за того что он как кролик перед удавом загипнотизирован христианской идеей конца света, эсхатологией.     
«Обращаясь к самопознанию,..., я открываю в себе изначальное, исходное:  противление мировой данности, неприятие всякой объектности, как рабства человека, противоположение свободы духа необходимости мира, насилию и конформизму.
Так изначально определился внутренний двигатель (моей) философии: примат свободы над бытием, духа над природой, субъекта над объектом, личности над универсальнообщим, творчества над эволюцией, дуализма над монизмом, любви над законом.

Продолжение

Бердяев потерял «нить Ариадны» и идет уже под сладкие звуки христианского и большевистского социализма. Он уже видит перед собой мираж «социального уравнения в бесклассовом обществе», к которому он как истинный последователь единственно верных учений стремится без всякого сомнения и готов у сегодняшнего общества отобрать не принадлежащие ему «права различать личность на основании привилегий», т.е. на основании различного социального положения. Странно, почему Бердяев не нашел общего языка с большевиками, ведь его мировоззрение практически тождественно их мировоззрению, с той лишь разницей, что они реализовали его на судьбах миллионов людей , а он лишь на бумаге. «Отобрать и поделить» вот смысл социалистической идеи, не развиваться естественно, медленно и постепенно, а сразу «отобрать и поделить».  В этой идеи  нет ничего абсолютного нового, она существовала до Христа и продолжает существовать по сей день. Привлекательность ее как раз и заключается в исключительной  утилитарности: приобрести материальные блага с минимальными затратами. На духовное совершенствование социальное неравенство ни как не влияет. В истории можно найти тысячи примеров, когда люди, находившиеся на самом низу социальной иерархии, проявляли недосигаемую высоту духа, когда рабы становились властителями дум своих поработителей. Таким образом, социальное равенство, о котором так печется Бердяев, необходимо не для духовного совершенствования, а всего на всего для улучшения материального положения обделенной части населения.
Улучшение материального положения возможно лишь двумя способами: создание новых условий или перераспределение уже имеющихся благ. Так вот Бердяеву, как и Ленину, более по сердцу второй способ - «отобрать права», при этом он даже не задумывается над тем как это можно сделать и что за этим последует, хотя перед его глазами уже тридцатилетний опыт социалистического строительства, от которого его отстранили. Что бы предложить отобрать у общества какие-то ни было права разумный человек вначале должен проанализировать, а не приведет ли это к гибели самого общества. Когда хирург берет в руку скальпель, прежде чем что-либо им отрезать, он десятки раз подумает, а не навредит ли он тем самым больному. Но философы не давали клятвы Гипократа, поэтому хирургические операции на обществе для них раз плюнуть. Полосанул раз другой и смотри, что из этого вышло. Ну, а не то вышло: «извиняйти ошиблись». Все бы это было бы смешно, если б не было так горько, если бы общественное устройство не находилось в руках подобных диких знахарей.
Что такое отобрать у общества права? Права, которые есть плод тысячелетней эволюции человеческого общества. Права социальной привилегии развивались и совершенствовались миллионами поколений, став за это время неотъемлемой частью социального устройства общества. Против чего борется Бердяев в сомне с социалистами всех мастей? Против наследственного права социального статуса. Какая-то семья  или род упорным трудом обеспечила свое социальное возвышение. Последующие поколения безобразно эксплуатируют достижения своих предков. И вот приходит праведник и говорит: «Отобрать и поделить». Отбирают и делят, но не поровну, а по справедливости, исходя из ее понимания праведником. Проходит время; обездоленные становятся обеспеченными, поднимаются на высшие ступени социальной иерархии, и становятся точно такими же, которых они недавно осуждали и обирали. И так продолжается до бесконечности. Права, которые отбираются, не уничтожаются в силу свой неуничтожимой природы, а автоматически переходят к экспроприаторам. Меняются внешние формы, суть, природа прав остается неизменной. Но за перераспределение этих прав среди социальных слоев общество расплачивается миллионами жизней, скорбью и человеческими трагедиями. Что бы это понять, не надо быть «семью пядей во лбу», а достаточно быть, всего на всего, человеком любящем ближнего своего. Но для этого его надо любить.

Продолжение

3. Сумеречная иллюзия.
     
Трагедия гениального одиночества всегда вызывает сострадание и сочувствие, даже тогда, когда эта гениальность блуждает в потемках.
Бердяев, так же как и Ницше одинок:
«Я никуда не мог себя вполне отнести и чувствовал себя довольно одиноко».
  Творчество в одиночестве, наиболее сложное и наиболее опасное для душевного здоровья творчество. Поэтому иногда бывает очень трудно разобраться в мыслях рожденных в таком сознании. И все же попробуем понять логику познания одного из основателей экзистенциализма.
«Весь мир ничто по сравнению с человеческой личностью, с единственным лицом человека, с единственной его судьбой. Личность есть категория аксиологическая , оценочная. Она не может быть отождествляема с душой. Личность есть независимость от природы, независимость от общества и государства».     
И так примат личности над всеми формами бытия, но при этом она неотождествляема Бердяевым с душой. Тогда что же такое личность в этом случае?
«Бог не объект для личности, он субъект, с которым существуют экзистенци-альные отношения. Личность есть абсолютный экзистенциальный  центр».
Теперь становится понятен смысл личности в изложении Бердяева. Если Бог есть центр Духовного мира, то личность, то бишь человек, есть центр Физической вселенной. Этот вывод происходит из евангельской строки:
«...кесарево кесарю, а Божие Богу.» (Мат., 22, 21. Мар., 12, 17.)
А так  же из стремления Христа стать центром общественного сознания.
Как видим Бердяев создавая, казалось бы светскую философскую идею антропоцентризма, тем не менее формирует ее строго в рамках христианской идеи равноправия человека и Бога. Личность в понимании Бердяева это психически разумная деятельность человека, его способность осознавать и воздействовать на окружающий его мир. Если с подобным материалистическим пониманием личности вполне можно согласиться, то с выводами, которые из этого делает Бердяев, вряд ли можно примериться.
Возвышение личности над мировым сообществом, до низведения последнего при этом до состояния «ничто», это уже крайняя форма анархизма, когда примат личности над государством абсолютизируется до гипертрофированных размеров. Если каждая личность уникальна, а в этом я думаю ни кто и не сомневается, хотя бы на своем собственном примере, то не менее уникальным являются две и более личности. Таким образом, противопоставляя личность обществу, Бердяев сам того не замечая, противопоставляет одну личность другой, но ведь каждая из них уникальна, и ни одна из них не имеет какого-либо преимущества над другой, следовательно, тезис о примате личности над обществом является софизмом, тем более это касается отношений человека с природой и Богом.
Возвышая личность до умопомрачительных высот, Бердяев подспудно подразумевает под ней проявление лучших человеческих качеств: доброты, любви, сострадания, сочувствия, долга, чести и т.д. Но как быть с теми личностями, которые не только не обладают подобными качествами, а наполнены, наоборот, качествами античеловеческими: злобой, ненавистью, завистью, агрессивностью, лицемерием и т.д. Они тоже личности? А раз так, то они так же могут пренебречь общественными и государственными интересами в угоду сиеминутных интересов и выгод. Таким образом, бердяевский антропоцентризм становится философским обоснованием общественного или природного переустройства, в интересах одной или нескольких личностей, с полным пренебрежением к интересам большинства. И здесь Бердяев становится противоположным самому себе: бесклассовое общество, о заботе которого он возвестил в начале своей работы, невозможно при наличии антагонизма между личностью и обществом.
Бердяев, очевидно опираясь на современные воззрения квантовой физики не тождественности части и целого, механически переносит их на философскую почву:
«Личность не есть часть и не может быть частью в отношению к какому-либо целому, хотя бы к огромному целому, всему миру. 
...личность не есть часть универсума, универсум есть часть личности».
Бердяев пытается пристроить абсолютно алогичную мысль, что часть может быть больше целого. Внедрение подобной мысли в философское учение, значительно поднимает ее общественный статус. Для того или потому, что эта мысль является хорошим обоснованием его собственных идей, так или иначе, но он явился соучастником утверждения в общественном сознании уродливой и извращенной концепции ирреальности нашего мира, который как бы существует в двух абсолютно разных проявлениях: классической физики Ньютона и релятивистской физики Эйнштейна. И так свобода вновь приносится в жертву интеллектуальному рабству.
Бердяев не видит за внешними фразами смыслового содержания в своих утверждениях. В своем понимании свободы и рабства личности он целиком находится в плену  христианского мировоззрения, даже не пытаясь освободится от его пут:
«Христос - свободный, самый свободный из сынов человеческих. Он свободен от мира. Христос говорил как власть имеющий, но не имел воли к власти и не был господином».     
Вот символ свободной личности, и плевать, что этот символ есть порождение изощренного ума иудейских нуворишей, плевать, что даже сами изобретатели этого символа показали неистребимую его волю к власти, он должен быть таким, каким создан в последствии христианской молвой.

2. САРТР.  ЭКЗИСТЕНЦИАЛИЗМ - ЭТО ГУМАНИЗМ. 

В отличии от Бердяева Сартр без обяников объявляет о своем атеизме:
"Атеистический экзистенциализм, представителем которого являюсь я, более последователен".     
Эта последовательность заключается в том, что:
«...под экзистенциализмом мы понимаем такое учение, которое делает возможной человеческую жизнь и которое, кроме того, утверждает, что всякая истина и всякое действие предполагают некоторую среду и человеческую субъективность».
(выделено мной)     
Таким образом, Сартр, развивая «лучшие» традиции христианского богословия, поднимается на вершину антропоцентрического субъективизма, объявляя, что только экзистенциализм делает возможным человеческую жизнь. Действительно подобная вершина не достигалась ни одним из субъективистских учений. Поставить жизнь в зависимость от учения на это еще ни кто не решался. Но, решившись на столь беспрецедентный шаг уже нечего бояться и можно вообще себя ни в чем не ограничивать и объявить, что истина, так же как и жизнь зависит от человеческой субъективности, тем самым смело связать себя с традициями субстанционализма Гегеля и трансцендентализма Канта.
     
1. Первый принцип экзистенциализма.
     
«Нет никакой природы человека, как нет и бога, который бы ее задумал. Человек просто существует. И поскольку он представляет себя уже после того, как начинает существовать, ..., то он и есть лишь то, что сам из себя делает».     
Сартр очень четко обрисовывает исходную позицию своего учения: все в мире в воле случая и ни какого предопределения не существует, человек лишь продукт своей воли. С точки зрения юриспруденции и социальных отношений это вряд ли может  вызвать какие-либо возражения. Действительно человек полностью должен отвечать перед обществом за свои поступки, предполагая что он в состоянии контролировать свое поведение. И здесь Сартр выступает скорее не как философ, а как юрист-правовед. Но разница между прикладными знаниями и философией как раз и заключается в том, что философия должна подниматься над локально конкретном и изучать обобщенные явления.
Любое животное, достигнув определенного возраста, начинает осознавать свое существование, в этом смысле человек ничем от него не отличается, отличие начинается тогда, когда кроме собственного осознания, приходит осознание, а не инстинкт, своего социального статуса. Если бы Сартр, осознал свою общность со своим социальным окружением, а не находился бы с ним в противоречии, то неизбежно бы понял, что в формировании своего Я человек не одинок, и во много зависим от среды своего обитания. Люди, вырванные из культурной среды в раннем детстве, в основной своей массе не проявляют ни какого интереса к своему  интеллектуальному развитию. Подавляющая часть населения планеты довольствуется тем уровнем общественного познания, которое принято в его окружении и лишь единицы предпринимают неимоверные усилия, что бы сформировать свое Я вопряки общепринятому представлению, в случае когда это Я стремиться к интеллектуальному возвышению. В случае же падения, это происходит без особого усилия, а скорее как раз из нежелания предпринимать хотя бы и те минимальные усилия что бы удержаться на уровне общественных требований. Таким образом, так же как и у Бердяева, у Сартра учение касается лишь очень ограниченного числа людей. Учения для избранных можно конечно назвать элитарным, но отражающим какую либо действительность вряд ли, так как это подгоняет учение под социальный заказ:
    «Таким образом, первым делом экзистенциализм отдает каждому человеку во владение его бытие и возлагает на него полную ответственность за существование».    И вот здесь начинается окончательная подгонка учения под заказ. Раз человек ответственен за свое бытие и эта ответственность не разделена с ним обществом, следовательно  по  отношению  к  обществу  у  него нет ни каких моральных обязательств, а раз так, то человек может с обществом и не считаться. Тут Сартр понял к чему могут привести его утверждения о личной ответственности и пытается, не совсем ловко, исправить ситуацию, но так что бы не менять исходный постулат, иначе разрушится все здание учения:    «Но когда мы говорим, что человек ответствен, то это не означает, что он  ответственен только за свою индивидуальность. Он отвечает за всех людей».
Во как вывернул. Общество за человека не ответственно, а человек за общество отвечает. Принципиальное противоречие, как всегда в подобных случаях философы пытаются прикрыть сложным риторическим кульбитом:
«Субъективизм означает, с одной стороны, что индивидуальный субъект сам себя выбирает, а с другой стороны - что человек не может выйти за  пределы  человеческой  субъективности.  Именно второй смысл и есть глубокий смысл экзистенциализма».
Сартр понимает, что подобный кульбит, хоть и прикрывает противоречие им же и возведенное, но не устраняет его, поэтому он предпринимает еще одну попытку, обосновать правильность своего утверждения:
«Выбрать себя так или иначе означает одновременно утверждать ценность того, что мы выбираем, так как мы ни в коем случае не можем выбрать зло. То, что мы выбираем, - всегда благо. Но ничто не может быть благом для нас, не являясь благом для всех»
Складывается впечатление, что человек, писавший это, не в состоянии выглянуть из собственного окна, и философствует исключительно в «четырех стенах» полностью изолировав себя от общества. И большевики, и фашисты были абсолютно уверены в благости своего выбора, но вот почему-то жертвы этого выбора их оптимизм не разделяли. Сартр, создавая совершенно искусственную умозрительную конструкцию, даже не попытался ее примерить на действительность.  А зачем? Она ведь такая красивая и без этой примерки.

ЧАСТЬ 3.

ТРАНСЦЕНДЕНТАЛИЗМ
                                                                     
КАНТ.  КРИТИКА ЧИСТОГО РАЗУМА
     
Трансцендентализм предшествовал становлению диалектического материализма и экзистенциализма,  поэтому он представляет особый интерес с точки зрения  формирования базиса на котором взросли все современные философские школы, в особенности теория познания. Как утверждает сам Кант, его трансцендентализм происходит из метафизики как:     
«...критика самого чистого разума.
Я разумею под этим ... критику способности разума вообще в отношении всех знаний, к которым он может стремиться независимо от всякого опыта, а стало быть и решению вопроса о возможности или невозможности метафизики вообще, а также  объема и границ метафизики на основании принципов.
В этом исследовании я особенно постарался быть обстоятельным и смею утверждать, что нет ни одной метафизической задачи, которая не была бы здесь решена  или для решения которой не был бы здесь дан по крайней мере ключ.
Долг философии состоял в том, чтобы уничтожить иллюзии, возникшие из-за сложных толкований, хотя бы ценой утраты многих признанных и излюбленных фикций».     
Поставленная Кантом задача не может не вызывать трепетного восхищения в душе профессионального исследователя сокровенных тайн природы, тем более что он дал своему учению весьма обнадеживающее название. Трансцендентальность происходит из двух слов:  транс - «за пределами» и сцендо - «вознесение», что дословно переводится как - учение о том, что находится за пределами познанного или коротко - откровение. Таким образом уже в самом названии своего учения Кант вводит читателя в метафизическую обстановку познания в котором эмпирическая составляющая занимает незначительное место, а все строится на интуиции и субъективном восприятии. Причем субъективная сторона исследования распространяется Кантом до гипертрофированных размеров, поглощая в себе даже метафизический субъективизм. Таким образом, кантовский трансцендентализм, становится апофеозом идеалистического субъективизма, и именно поэтому он стал лишь промежуточным этапом в эволюции философских учений.

Продолжение

Таким образом, Канта можно считать научным основателем материалистического атеизма. Он, исходя из ложных посылок и не исследовав множественность фактического материала, априорно вводит в научный оборот утверждение о конечности человеческого разума, тем самым «исключив» из реальности понятие «Душа». Это представление о том, что учение может по собственному желанию включать или исключать из реальности то или иное явление было воспринято в последствии практически всеми философскими школами, превратив их представителей из объективных исследователей в перстуказующих чиновников, наивно уверовавших в то, что будто бы реальностью можно управлять по собственному желанию. Но не только отмена Души последовала из выводов Канта. Неправильно поняв смысл субъективизма, диалектический материализм, отбросив действительно ценные достижения метафизики в объективном понимании феномена пространства, слепо следует за Кантом и понимает пространство лишь как «форму бытия материи, которая выражает ее протяженность и структурность, существование и взаимодействие элементов в различных материальных системах». Таким образом, пространство из основополагающего феномена, каким оно представлялось метафизике, в сознании материалистов, благодаря Канту, превращается во вспомогательный инструмент существования элементов в различных материальных системах. То есть пространство в их понимании эта некая подсистема необходимая для реализации действительности различных объектов. Но раз так, то с пространством можно обращаться как с обычным математическим представлением: его можно замкнуть в шар, скрутить в трубочку или представить вроде лошадиного седла, с пространством можно делать все, что  заблагорассудится исследователю, благо индульгенцию на этот произвол выдали самые авторитетные ученые мира.
Таким образом, Кант не просто проскочил исторический поворот эволюции философии, но и потащил за собой в «болото» иллюзий все школы современной философии.
Вторым фундаментальным понятием бытия является время, о котором Кант также в начале приводит метафизическое толкование:
«1. Время не есть эмпирическое понятие.
2. Все явления могут исчезнуть, само же время (как общее условие их возможности) устранить нельзя.
3. Время имеет только одно измерение».
Обобщая 2 и 3 пункты можно сделать вывод, что время бесконечно и одномерно, т.е. связывает только прошлое и будущее через настоящее, и никак по-другому существовать не может. И снова первый пункт трактует время, как и пространство, как некую субъективную реальность. Так же как и в случае с пространством, Кант отбрасывает объективные определения и концентрирует свое внимание лишь на первом пункте, давая на его базе свое развернутое понимание феномена времени:
«a) Время не есть нечто такое, что существовало бы само по себе или было бы присуще вещам как объективное определение... 
b) Время не есть не что иное, как форма внутреннего чувства... 
с) Время есть априорное, формальное условие всех явлений вообще. 
...мы оспариваем у времени всякое притязание на абсолютную реальность..., ...если отвлечься от субъективных условий чувственного созерцания, (оно) ровно ничего не означает и не может быть причислено к предметам самим по себе (безотносительно к нашему созерцанию) ни как субстанция, ни как свойство.»
Здесь Кант последователен сам себе. Если субъективно пространство, то, следовательно, и время должно быть субъективно, так как одно без другого просто не  существует. Но вот для материалистов такая последовательность неудобна и они  выделяют в понятии времени только его свойства внешнего проявления - это «форма бытия материи, характеризующая длительность существования всех объектов и последовательность смены состояний». И уж коль ни каких внутренних свойств время не имеет, то с его внешним проявлением можно обращаться абсолютно произвольно, раз уж сам Кант сказал, что у времени можно оспорить притязания на реальность, и  появляются на свет самые дикие теории, спекулирующие на понятие «время». Это и путешествия во времени, и передвижение быстрее скорости света, и пространственно-временные континуумы и т.д. и т.п. Анализируя стремление Канта изъять из обращения реальность пространства и времени невольно приходишь к непониманию, для чего это необходимо, раз это может быть достаточно легко, как эмпирически, так и логически опровергнуто. Но Кант сам разъяснил причину создания столь странного абсолютно искусственного учения. Необходимость его заключалась в том, что бы доказать, что в пространстве и времени нет места Богу, как первичной разумной сущности, коль скоро они реальны лишь в период существования человека, то и нет ни какой необходимости привлекать понятие Бога для их существования. Таким образом, Кант создавал научные основы субъективного атеизма, который в последствии трансформировался в атеизм материалистический.

Продолжение

Положение второе:
«Тезис.
Всякая сложная субстанция в мире состоит из простых частей, и вообще существует только простое или то, что сложенного из простого. 
Антитезис.
Ни одна сложная вещь в мире не состоит из простых вещей, и вообще в мире нет ничего простого».
Важно заметить, что в основном тезисе предполагается существование либо только простых частей, либо только того, что сложено из простых частей. Примененный союз «или» тем самым автоматически исключает положение совместного существования простого и сложного, это можно было бы отнести к досадной ошибке, если бы не подтверждение именно такого понимания соотношения простого и сложного приведенное Кантом в своем доказательстве:
«Отсюда непосредственно следует, что все вещи в мире суть простые сущности» так как даже если они и представляют из себя нечто сложное, то всегда есть возможность расчленить их на простые составляющие. Если бы Кант в этом месте обратился бы к своему собственному доказательству касательно времени и вспомнил бы о бесконечном последовательном ряде, то он вполне мог бы признать, что любое деление бесконечно. Любую простую составляющую можно разделить пополам, а затем еще и еще раз, и каждая из полученных частей всегда будет более простой, чем та, которая была до деления. Таким образом, если исходить из абстрактной возможности бесконечного деления, то в природе не может существовать нечто абсолютно простое. Другое дело, когда мы говорим о минимальном объекте, сохраняющем проявляемые  свойства целого, меньше которого уже эти свойства исчезают. В этом случае всегда есть предел, далее которого деление бессмысленно, так как получаемые при этом части уже не влияют на сохранение свойств целого объекта. Например, род по определению представляет собой совокупность нескольких семей объединенных родственными  связями. Может ли состоять род из менее чем трех семей? Очевидно нет, так как род должен объединить семью мужа и жены, а также собственно семью молодоженов. При отсутствии в этом объединении хотя бы одной семьи говорить о существовании рода как об объективной реальности уже бессмысленно, хотя число близкородственных семей может быть и всего две, то есть более простое объединение, чем из трех семей,  но оно не может сохранить требования, предъявляемые к роду - непрерывность родственных отношений. То же самое касается и семьи. Семья из двух человек это скорее родственный союз, из которого в последствии может или не сможет развиться род, чем настоящая семья в полном смысле этого слова, являющаяся основой возникновения рода. Таким образом, объективная реальность простых образований является не  следствием того, что сложные объединения представляют из себя лишь механический набор простых сущностей, а как раз наоборот, простая часть появляется тогда, когда количественное деление изменяет качество целого и с этого момента, вновь получаемая при делении часть приобретает новое качество, принципиально отличное от того целого, из которого оно было выделено. Как видим Кант был очень близок к пониманию  философского смысла простого и сложного, но переоценка логических возможностей чистого разума практически свела на нет его гениальную научную интуицию.

Продолжение

Положение четвертое.
«Тезис.
К миру принадлежит или как часть его, или как его причина безусловно необходимая сущность. 
Антитезис.
Нигде нет никакой абсолютно необходимой сущности - ни в мире, ни вне мира - как его причины».
Научная интуиция Канта все же привела его к пониманию, что невозможно все отдать на откуп слепого случая и он, хотел бы он того или нет, вынужден вводить понятие организующей силы, которую он назвал «безусловно необходимая сущность».
Заканчивая свое доказательство объективной реальности необходимой сущности, он пишет:
«Итак, ...изменение служит доказательством лишь эмпирической случайности, т.е. оно доказывает, что согласно закону причинности, новое состояние вовсе не могло бы возникнуть само по себе  без  причины, принадлежащей к предыдущему времени».
Кант отвергнув идею все организующего Бога попал в замкнутый круг, выход из которого он видит в ведении понятия необходимой сущности, которое не находит себе аналогов ни в религиозном понятии Бога, ни в материалистическом понятии законов природы. В результате эта необходимая сущность и превратилась у материалистов в непознанную необходимость слепого случая.
Итак, мы видим, независимо от того, хочется того исследователю или нет, но если он намерен строго следовать логике здравого смысла он неизбежно приходит к пониманию объективной реальности первичной организующей силы. Одни называют ее Бог, другие Нирвана, третьи непознанная необходимость, четвертые необходимая сущность и т.д. и т.п., но все при этом говорят об одном и том же: проект, по которому происходит существование нашей Вселенной, существовал до начала ее возникновения и следовательно предшествовал ее материальному воплощению. Таким образом можно до хрипоты и бесконечности спорить есть ли бог на свете или его нет,  но анализ всех имеющихся на сегодня данных говорит о том, что у истоков всего сущего стояла великая организующая сила Разума, которая была способна вдохнуть жизнь в абсолютно безжизненную материю, в результате чего мы имеем сегодня то,  что имеем - динамично развивающуюся Вселенную. А споры о том, как называть эту организующую силу не столь существенны и носят чисто фонетический и традиционалистский характер, не меняя при этом сути понимания самого явления.

Продолжение

2. О природе духа.
     
Дав очень смутное представление о предмете своего исследования и еще более   настораживающую методологию этого исследования Гегель приступает к обсуждению непосредственно рассматриваемой проблемы:
«В своей непосредственности дух еще не является истинным, он еще не сделал своего понятия предметным для себя, еще не оформил наличиствующее в нем непосредственно в то, что положено им самим, еще не преобразовал свою действительность в действительность сообразную со своим понятием».
Если бы это не было написано в книге «Энциклопедия философских наук», являющейся одним из фундаментальных трудов современной философии, то можно было бы подумать, что перед нами  записки сумасшедшего. Это противоречие стоит того, чтобы остановиться на нем более подробно.
1. «В своей непосредственности дух еще не является истинным...»
Напомним, что строчкой ранее Гегель писал, что «истиной и называется как раз соответствие понятия его действительности». Но дух еще не истинен, следовательно, его понятие еще не соответствует действительности, а раз так, то либо не верно понятие, либо самого предмета, которому принадлежит это понятие, вообще нет в действительности и задача Гегеля эту действительность создать. Определяя предмет своего исследования, Гегель уже дал ему определение, тем самым, введя в свое исследование понятие духа, следовательно, если предполагать в нем здравый рассудок, он все же считал, что дух существует в действительности, хотя и не смог четко определить его характерные черты. Итак, эта фраза, с высокой степенью вероятности, может относиться все же к понятию предмета исследования, а не к его действительности. Но раз так, то истина для Гегеля находится в области спекулятивного мышления, но ни как не в эмпирической достоверности. Но человечеству известно уже с незапамятных времен, что умозрительные истины, чаще всего эфимерны и иллюзорны.
Особо настораживает в этой фразе то, что перед этим Гегель уже определил и понятие духа и его действительность, но все же утверждает, что он не истинен. В этом случае либо он очень рассеянный человек и тут же забывает то о чем говорил чуть ранее, либо все сказанное ранее не имеет отношение к последующему и изложение представляет собой совершенно независимые части непонятно по какому принципу соединенные в одном исследовании. Либо это проявление шизофренического бреда.
2. "...он еще не сделал своего понятия предметным для себя,.."
После этой фразы смутная догадка о шизофрении начинает обретать реальное подтверждение. Дух представляется Гегелю некой активной сущностью, которая в отрыве от человека в состоянии сделать свое понятие предметным. Если попробовать соотнести это высказывание с реальностью, когда человек делает свое понятие как человек предметным, то есть самоосознаным, то мы придем к некой жуткой картине.  Прежде чем человек сделает понятие о самом себе предметным, он должен родиться, вырасти и приобрести к этому времени некоторую сумму знаний. Если Гегель уподобляет дух некоторой форме человеческого разума, которая неотделима от человека, как он об этом говорил в своем определении духа, то, следовательно, дух обязан пройти все стадии, которые при этом проходит человек и самое главное набрать необходимую сумму знаний, чтобы осознать свою самость отдельно от человека, но внутри него. Из всех известных сегодня человечеству случаев, когда это возможно, является только тот, который определяется медициной как психиатрическое заболевание - раздвоение личности. Во всех остальных - Дух и человек воспринимаются абсолютно раздельно и не смешиваются друг с другом. Даже Душа, которая в большинстве случаев воспринимается как составляющая часть человека, не отождествляется с человеком, а определяется как независимая сущность и связанная с человеком только физиологически, но никак не психологически. Человек под воздействием внешних знаний может осознавать наличие в себе самом Души, но он не может вступить с ней в контакт, тем более получить от нее информацию о ее восприятии самой себя. Гегель слишком прямолинейно воспринял христианскую доктрину о снисхождении духа в Иисусе Христе, тем самым загнав свое сознание в тупик христианской догмы.
3. "...еще не оформил наличествующее в нем непосредственно в то, что положено им самим,..."
Здесь, как и собственно и в Новом Завете, дух низводится до олигофрена. Там он не смог сделать ни чего выдающегося, чтобы продемонстрировать свою прозорливость и нематериальную силу, хотя бы при воздействии на общественное сознание, здесь же он низводится до полного идиота, не способного без помощи Гегеля, оформить соответствующим образом, то, что собственно им самим и создано. Эта третья строка говорит уже не просто о клиническом проявлении шизофрении, а, о ее развитии в маниакальную паранойю. Возомнить себе, что рассматриваемый в качестве предмета исследования дух, существующий уже за долго до появления человека, как существа осмысленного, является дебилом, не способным без посторонней помощи осознать свои способности, явно указывает на гипертрофированный синдром величия. То, что было провозглашено христианством прерогативой только одного человека на Земле , очевидно вызывает подобное неукротимое желание у различных людей с неуравновешенной психикой, к которым очевидно и относился Гегель.
4. "... еще не преобразовал свою действительность в действительность, сообразную со своим понятием".
Эта фраза уже никак не может относиться к духу, как обобщенному понятию для всех людей, а представляет собою высказывание Гегеля относительно себя самого.  Переход мысли в одном предложении от одного предмета к другому, при неразличимости этих предметов во время перехода, характеризует разрыхление ассоциативных связей мышления, что соответствует стадии развитой симптоматики шизофрении. Таким образом, изложение Гегелем своих мыслей не оставляет ни малейшего сомнения в том, что в момент написания этой работы, он уже находился в той стадии шизофрении, которая характеризуется как стадия развитой симптоматики.
Психиатрия так характеризует это состояние:
Первый симптом - аутестичность мышления, которое отличается неполнотой и односторонностью, утратой способности управляющего влияния личности на некоторые функциональные системы, в частности идеовербальную (речь и мышление).
Второй симптом - появление символического мышления, которое основывается преимущественно на внутренних ассоциациях, из окружающей же обстановки больной  берет лишь отдельно выхваченные и не связанные друг с другом явления.
Третий симптом - расщепление ассоциативных процессов (разорванность мышления), больные почти полностью утрачивают способность к логическим суждениям и  умозаключениям, это выражается в разорванности речи и мышления, первоначально поставленная цель в начале предложения вскоре исчезает из поля внимания и больной оказывается во власти наплывающих одна на другую логически не связанных ассоциаций, но тем  не менее речь нередко сохраняет внешне правильную форму.
Лексикон больных на этой стадии начинает изобиловать словами и выражениями, смысл которых не всегда понятен, а иногда и совершенно новыми словообразованиями - неологизмами.
В целом для стадии развитой симптоматики характерно следующее: отрыв мышления от реальной действительности, склонность к бесплодному мудрствованию, к символике с употреблением абстрактных понятий вместо конкретных и однообразному фантазированию, а также разорванность мышления и его стериотипия - застревание на отдельных мыслях, словах и предложениях.
Для иллюстрации этого диагноза, выведенного из анализа выше приведенных выражений Гегеля, приведу еще несколько предложений, которые только и можно понять, исходя из его характеристики:
«Все развитие духа есть не что иное, как возвышение самого себя до своей собственной истинности, и так называемые силы души не имеют никакого другого смысла, кроме того, чтобы быть ступенями этого возвышения духа.
...наглядно обнаруживающееся в явлениях этого (животного) магнетизма самоосвобождение духа от границ пространства и времени и от всех конечных связей есть нечто такое, что имеет с философией некоторое родство.
Для нас дух имеет своей предпосылкой природу, он является ее истиной, и тем самым абсолютно первым в отношении ее. В этой истине природа исчезла, и дух обнаружился в ней как идея, достигшая своего для-себя-бытия, - как идея, объект которой, так же как и субъект, есть понятие».
Дальнейшее цитирование лишено всякого смысла, так как вся работа представляет собой сборник параноидального бреда ключевым словом в котором является «дух».