Продолжение

Женитьбе Игоря предшествовала война в 902 году в Болгарии. Война была проиграна, что могло оказать влияние на молчание русских хроник о роли в ней Олега, который вполне мог выступать на стороне Симеона.

Татищев отмечает:
Но Симеон вскоре, снова силы собрав, венгров крепко победил и к миру принудил.

Следствием этого союзнического акта и могла стать болгарская княжна Ольга. Олег же выполняя свои союзнические обязательства, совершает свой первый поход на Константинополь в 907 году всего через 4 года после женитьбы Игоря. До этого его интересы не простирались далее близ лежащих земель. И уже в 912 году Олег заключает договор с Византией о торговом сотрудничестве, при чем не в Киеве, а в Константинополе. А в 914 году мир с Византией заключает и Симеон.
  Высокородное происхождение Ольги косвенно подтверждается событиями после гибели Игоря. Мал сразу же присылает к ней сватов, хотя у Игоря вероятно были и другие, более молодые, жены, но ему нужна была не вообще жена Великого князя, а именно княжеского происхождения, каковой очевидно являлась только Ольга.
Другим косвенным доказательством болгарского происхождения Ольги является желание Святослава перенести столицу Руси на Дунай и всем ходом его болгарского похода (например, переходом на его сторону прорусски настроенной части болгарского войска, добровольного принятия его управления отдельными городами Болгарии и т.д.).
Ещё одним косвенным доказательством болгарского происхождения Ольги является собственно имя Святослава, характерное для южных славян, и не характерное для северных славян X века.
В «Велесовой книге» встречаются следующие имена князей и воевод в период 4-9 веков:
Болорев (350-380) - Князь Голуньский
Воеводы князя Болорева:
Гордыня - противостоял готскому вождю Триедору в войске Германареха  в битве 361 года на Дону.
Сегеня - противостоял Гулареху в 377 году, в единоборной схватке лично убил готского короля.
Белояр -  охранял  юго-восточные границы Руси на Каспийском и Азовском морях.
Бокс  (380-390) - Князь Киевский, убит внуком Германареха Амалом Винитаром
Свентояр  (390) - Князь Киевский и Голуньский
Белояр  (450-470) - Князь Киевский
Скотень - охранял Азовские степи,  отражал совместно с иранцами набеги хазар.
Кий II  (470-500) - Князь Киевский
Славер Лебедян  (500-520) - сын Кия II, князь Киевский
Верен  (520-540) - из Великограда, князь Киевский
Сережень (540-550) - Князь Киевский
Меземир  (550-552) - Князь Киевский
Бравлин I  (770) - Князь Новгородский
Бравлин II  (810) - Князь Киевский, внук Бравлина I
Криворог  (840-855) - Князь Киевский из рода Белоярова
Кисет (855-858 ) - Князь Киевский

Несмотря на то, что уже не редкость двусловные имена с окончаниями –яр и –мир, мы не встречаем имен с окончанием «слав». Хотя для более раннего периода, когда к власти чаще приходили южные славяне, имена с окончанием –слав были не редкость (например, Мезислав, Боруслав, Горислав)
Если в договоре Олега 912 года мы видим в основном варяжские имена, вероятно не характерные для славянского именослова, то в договоре Игоря 945 года больше славянских имен, чем варяжских:
(1) Ивор, посол Игоря, великого князя русского, и общие послы:
(2) Вуефаст от Святослава, сына Игоря;
(3) Искусеви от княгини Ольги;
(4) Слуды от Игоря, племянник Игорев;
(5) Улеб от Володислава;
(6) Каницар от Предславы;
(7) Шихберн Сфандр от жены Улеба;
(8) Прастен Тудоров;
(9) Либиар Фастов;
(10) Грим Сфирьков;
(11) Прастен Акун, племянник Игорев;
(12) Кары Тудков;
(13) Каршев Тудоров;
(14) Егри Евлисков;
(15) Воист Войков;
(16) Истр Аминодов;
(17) Прастен Бернов;
(18) Явтяг Гунарев;
(19) Шибрид Алдан;
(20) Кол Клеков;
(21) Стегги Етонов;
(22) Сфирка...;
(23) Алвад Гудов;
(24) Фудри Туадов;
(25) Мутур Утин;
купцы Адунь, Адулб, Иггивлад, Улеб, Фрутан, Гомол, Куци, Емиг, Туробид, Фуростен, Бруны, Роальд, Гунастр, Фрастен, Игелд, Турберн, Моне, Руальд, Свень, Стир, Алдан, Тилен, Апубексарь, Вузлев, Синко, Борич.
Из 51 имени мы встречаем всего три имени с окончанием «слав»: Святослав, Володислав, Предслава.
Святослав это сын Игоря. Предслава жена Святослава венгерская княжна. Володислав – вероятнее всего брат Ольги.

Егор Классен приводит обширный список южнославянских имен IX-XI веков:
Брети-слав, Боле-слав, Бури-слав, Богу-слав, Влади-слав, Все-слав, Венце-слав, Вече-слав, Врати-слав, Греми-слав, Добро-слав (это был Стефан, Князь Сербский, Византийцами названный Буе-славом), Любо-слав, Мсти-слав, Мече-слав, Миро-слав, Прими-слав, Рости-слав, Свято-слав, Сули-слав, Собе-слав, Суди-слав, Славо-мысль, Славо-мир, Уни-слав, Яро-слав, Пре-слава
Таким образом, имя с окончанием «слав» в X веке характерно для южных славян - болгар, венгров, сербов и других, но совершенно не характерно для северных славян, особенно после ассимиляции в их среде варяжской иммиграции.
К тому же, следует учесть, что слово «свят» неизвестно дохристианскому славянскому лексикону, поэтому оно не могло быть использовано родителями даже при обращении к южнославянской именословной традиции. Использование слова «свят» в имени противоречило византийской традиции, поэтому Лев Дьякон именует Святослава как Сфендослав, используя сочетание греческого слова «сфенд» (праща) и славянского «слав». Хотя могли использовать и близкие по звучанию имена Светослав, Светислав, Свитислав. Это лишний раз подтверждает что слово «свят» связано с христианским менталитетом и Лев Дьякон как ортодоксальный христианин не смог использовать его в имени вождя варваров. Вполне возможно, что византийцы вкладывали в слово «сфенд» иудейское понятие брошенного камня. В Иудее времен Христа было принято бросать камни в порочную женщину. Очевидно используя слово «сфенд» в имени Святослава византийцы намекали на его порочное происхождение.
То, что Ольга назвала Святослава южнославянским христианским именем указывает:
Во-первых, на её южнославянское происхождение из страны приняв-шей христианство, и её воспитание в христианских традициях;
Во-вторых, её абсолютное влияние на Игоря, так как она дает имя его единственному наследнику не только вопреки варяжской традиции родины его предков, но и северославянской традиции страны управления.
Итак, болгарское княжеское происхождение Ольги наиболее вероятно. Так же как вероятней всего она была крещена при рождении и получила христианское воспитание.
Таким образом, отец Святослава Игорь имел шведское происхождение, хотя и родился в Новгороде, а его мать Ольга болгарское, в связи с чем, Святослав является русским князем по наследованию и рождению в Киеве, а не по происхождению его родителей, который оба были иноземцы.

3. ДЕТСТВО, ОТРОЧЕСТВО, ЮНОСТЬ.

О детских годах Святослава практически ни чего не известно. «Повесть временных лет» лишь сообщает, что когда Игорь ушел в свой последний поход на древлян Святослав с Ольгой оставались в Киеве с его кормильцем Асмудом и воеводою Свенельдом – отцом Мстиши.
Вместе с тем обращает на себя внимание упоминание жены Святослава в договоре Игоря от 945 года при перечислении уполномоченных от власти представителей.
Из «Повести временных лет»:
Каницар от Предславы

Татищев отмечает:
Конецер Предславин
По смерти Ольги Святослав пребывал в Переяславце на Дунае, воюя с казарами, болгарами и греками, имея помощь от тестя (37), князя угорского и князя ляцкого, не единожды побеждая…
37. Святослава супружество с венгерскою. Нигде не нахожу, чья дочь была. О помощи же от венгерского войском, серебром и златом сам Святослав упомянул. Венгерские истории сего времени, которые я имел, темны и кратки. В это же время знатен был король их Рокс и, может, его дочь или сестра, имя же ее у Нестора, н. 105, Предслава славянское.

Поскольку послы представляли действующих представителей власти, то следует предположить, что к моменту подписания договора Святослав уже был женат. Если принять общепринятую дату его рождения 942 г, то получается что он был женат в три года. Таких браков исторически неизвестно. В это время могло быть лишь обручение, т.е. обещание между родителями о супружестве детей в будущем, но уж ни как не о фактической свадьбе.
Если принять дату рождения Святослава 931 год, то в 945 году ему уже 14 лет. Даже по современному законодательству достаточный возраст для супружества, не говоря уже о средневековье.
Таким образом, вероятно в 945 году Святослав женится на венгерской княжне Предславе, отец которой в болгарском походе будет ему помогать.

В 946 году Ольга берет Святослава с собой в поход на древлян.
Из «Повести временных лет»:
И когда сошлись оба войска для схватки, Святослав бросил копьем в древлян, и копье пролетело между ушей коня и упало коню под ноги, ибо был Святослав ещё ребенок.

Татищев отмечает:
Святослав, хотя тогда млад был, но как вождь и мститель смерти отца своего сам начал битву и, бросив копьем в древлян, пробил коня сквозь.

Вряд ли стоит понимать падение копья у ног коня или ранение коня в прямом смысле. Скорее так отмечался неопытный бросок, который не мог принести противнику ни какого ущерба. Это указывает на то, что в свои 15 лет Святослав ещё в сущности продолжал оставаться ребенком и не овладел основами боевых искусств. Этот же эпизод указывает нам на инфантильность Святослава в отроческие годы. Судя по всему в это время он ещё не склонен к ратном и государственным делам. При нем ещё неотлучно находился «дядька», или как его ещё называют «кормилиц» Асмуд.
Гладилин Е.А (http://www.rojdenierus.ru/doc/vozvrat/13.shtml) называет его почему-то сыном Олега. Очевидно трактуя упомянутого в договоре Игоря с Византией племянника Игоря Прастен Акуна, как Асмуд, что, по-моему, не корректно.
Асмуд (Асмолд), как считает большинство исследователей, имя варяжского происхождения, что вполне согласуется с теорией варяжского происхождения рюриковичей.
Асмуд вместе со Свенельдом сопровождает Святослава в походе на древлян в 946 г. Более об Асмуде в летописях не упоминается.

В 947 году Ольга отправляется в объезд русских земель для установления своих органов власти в городах и селах, а так же обустройство новых погостов для постоя княжих посланников по государственным делам. Святослав в это время остаются княжить в Киеве.
На обратном пути Ольга остановиливается в небольшом днепровском городке Любече, охранявшем подступы к Киеву с севера, где находилась в ссылке семья Древлянского князя Мала. Здесь во время встречи с представителями древлянского боярства Ольга заключает с ними тайный договор о мирном разрешении династических притязаний древлянского княжеского  дома.
По заключенному договору дочь Мала Малуша должна стать женой Святослава, тем самым утверждалась равноправная древлянская ветвь наравне с киевской. Сын же его Добрыня, должен быть воспитанником при ее детях.
Добрыня и Малуша родились в Коростыне 935 и 940 году соответсвенно, поэтому в 947 году им было 12 и 7 лет. Ольга принимает их в княжескую службу, Добрыню конюхом, а Малушу фавориткой-воспитанницей (милостивицей). Когда Малуше исполнилось 15 лет она была определена ключницей  (экономкой).

В 955 году, после «вторичного» крещения Ольги в Константинополе ,  как упоминает «Повесть временных лет» жила она вместе со Святославом мирно и спокойно и учила принять его крещение, так как сама «вторично» крестилась в этом году в Констнтинополе. Необходимость второго крещения была вызвана тем, что первый раз она крестилась ещё в Болгарии, в которой исповедовали еретическое направление христианства – арианство, что сдерживало христианизацию Руси в правление Ольги.
Другой целью этой поездки было заключение брачного контракта на  свадьбу Святослава с одной из византийских принцесс,  но в ходе переговоров она не была достигнута,  поэтому Ольга вернулась из Византии удрученной,  с внутренней обидой  на  спесивость  Константина  VII.
По возвращении из Константинополя Ольга дарует Добрыне и Малуше полную свободу и в качестве подарка возвращает Малуше звание древлянской княжны.
  Святослав, ему в это время уже 24 года, хотя и подчинялся во всем матери, тем не менее, от крещения отказывался твердо. В тоже время, если кто собирался креститься, то не запрещал, а только насмехался над тем, говоря при этом:
Ибо для неверующих вера христианская юродство есть…
Ольга часто говорила: «Я познала Бога, сын мой, и радуюсь; если и ты познаешь - тоже станешь радоваться».
Он же не внимал тому, говоря: «Как мне одному принять иную веру? А дружина моя станет насмехаться».
Она же сказала ему: «Если ты крестишься, то и все сделают то же».
Он же не послушался матери, продолжая жить по языческим обычаям. Святослав же притом гневался на мать.

В этом монологе Святослава обращает на себя внимание его отношение к дружине. Её мнение для него важнее, чем просьбы и уговоры матери о смене веры. Причем он уже проявляет характер, и позволяет себе гневаться на мать. Очевидно мужание Святослава начинается с конца 40-х, начала 50-х годов.

Татищев отмечает:
(956). Царь Константин прислал послов к Ольге и сыну ее Святославу просить, по обещанию ее, войска, поскольку тогда он имел нужду, и чтоб ему немедля прислать. Ольга же отвечала: «Сколько я у тебя стояла в Скутарах, столько, царь, придя, пусть постоит здесь в Почайне (133), и я ему вдвойне воздам». Сие того ради сказала, что Святослав не любил греков, а скорее, что далеко войска за Цареград посылать опасались. И так Ольга, одарив послов, отпустила с честию многою.
133. Скутары есть предместье, или слобода, близ Константинополя при озере Скутары, которое выше, н. 79, Суар именовано; а Почайна – река при Киеве, в которой всенародное при Владимире крещение было. По сему видно, что Ольга не довольна была греками; следственно, сложенное о сватании императора, н. 132, невероятно.

«Повесть временных лет» об этом эпизоде умалчивает. Молчат об этом и другие источники. Между тем в этом замечании важно то, что хотя послы прибыли в Киев к Великому князю, Святослав упоминается вторым, а решение принимает Ольга самостоятельно, ссылаясь на недостойное к ней отношения во время её визита в Константинополь. При этом летописец уточняет, что отказала она византийцам по совету Святослава. Таким образом, Святослав в 956 году уже участвует в государственных делах, но на втором плане, а ему уже в это время 25 лет. Это очень напоминает отношения Екатерины II и Павла I.
  Об этом периоде жизни Святослава практически нет сведений в исто-рических источниках, а между тем в это время у него появляются три сына Ярослав, Олег и Владимир.
Ярослав сын Предславы, княжны венгерской, рождения 948 г.(?)
Олег сын ?, рождения 955 г. (?)
Владимир сын Малуши, княжны Древлянской, 960 г. (?) рождения.

В 959 году Святослав подчиняясь воле матери заключает брак с Малушей от которого в 960 году рождается Владимир. Отец не любит своего младшего сына,  как навязанного ему  внутриполитическими интригами отпрыска,  тем  более  являющегося потомком убийцы его отца.
После рождения Владимира, как только появилась первая возможность, Малуша была сослана в дальнее сельцо Бутудино. Воспитанием Владимира занималась сама  Ольга и его дядя Добрыня. 
Зная неукротимую тягу матери к христианству Святослав запрещает ей крестить своих сыновей.
Западноевропейская хроника Продолжателя Регинона сообщает под 959 годом:
«Пришли к королю (Оттону I ), — как потом оказалось, лживым образом — послы Елены королевы Ругов [Helenas reginae Rugorum], которая при константинопольском императоре Романе крещена в Константинополе, и просили посвятить для своего народа епископа и священников».
«962 год. В сем году возвратился назад Адальберт, поставленный в епископы Ругам, ибо не успел ни в чем том, за чем был послан, и видел свои старания напрасными; на обратном пути некоторые из его спутников были убиты, сам же он с великим трудом едва спасся».
Это же подтверждается и другим источником. Так в «Хильдесхаймских анналах» говорится:
К королю Оттону явились послы от народа Руси с мольбою, чтоб он послал кого-либо из своих епископов, который открыл бы им путь истины; они уверяли, что хотят отказаться от языческих обычаев и принять христианскую веру. И он согласился на их просьбу,  послал к ним епископа Адалберта правой веры. Они же, как показал впоследствии исход дела, во всём лгали. Ann.Hild., a.960. P.21-22 ( 5 стр.304 )
Косвенно это подтверждается и «Повестью временных лет»:
Потом пришли иноземцы из Рима и сказали: «Пришли мы, посланные папой», и обратились к Владимиру: «Так говорит тебе папа: «Земля твоя такая же, как и наша, а вера ваша не похожа на веру нашу, так как наша вера - свет; кланяемся мы Богу, сотворившему небо и землю, звезды и месяц и все, что дышит, а ваши боги - просто дерево». Владимир же спросил их: «В чем заповедь ваша?». И ответили они: «Пост по силе: «если кто пьет или ест, то все это во славу Божию», - как сказал учитель наш Павел». Сказал же Владимир немцам: «Идите, откуда пришли, ибо отцы наши не приняли этого».

Очень важное свидетельство относительно неудачи миссии Адальберта. Это указывает на то, что влияние Святослава на государственные дела становится все более активным и решительным. Если раньше он практически не вмешивался в политику Ольги, то в конце 950-х годов его влияние становится достаточно твердым, чтобы изменить политическую линию матери на католизацию Руси.

Из книги А.Н.Сахарова «Рождение русской дипломатии»
В 961 году в Киеве появился пришелец из Германского королевства — монах Оратин святого Максимпна по имени Адальберт. Вместе с ним прибыли другие представители немецкого клира, охрана, слуги. С удивлением смотрели киевляне на бурную деятельность, которую развернул Адальберт в русской столице. Он мало бывал на своем немецком подворье, но часто появлялся в палатах видных бояр и купцов, бывал и в великокняжеском дворце у княгини-христианки. И повсюду Адальберт вел настойчивые разговоры о том, что пора уже Руси принять христианство из рук самого христианнейшего  правителя  в  Европе — германского  короля Оттона I, который не сегодня завтра объявит свое государство Священной Римской империей в противовес погрязшим в пороках грекам. Только империя Оттона может претендовать на великое наследие Рима, только она является первой державой мира и только там живет подлинная и чистая христова вера.
Пытался Адальберт обращаться с проповедями и к киевским мирянам. Те стояли, мрачно слушали, а потом шли к холму Перуна и клали к его ногам свои скромные приношения.
Но Адальберт не успокаивался, предпринимая все новые и новые по-пытки обратить руссов в христианство по западному образцу, усилить в Киеве позиции немецкого духовенства, политического влияния Германии, поставить прочный заслон на пути грекам, пытавшимся также христианизировать Русь. С каждой неделей пребывания немцев в Киеве они делались все увереннее и наглее, а Адальберт вел себя уже как глава местной христианской общины, хотя эта община долгими десятилетиями была связана с константинопольской патриархией. Его друзья и приспешники даже именовали бойкого монаха епископом Руси. И уже шел ропот против разгулявшихся в Киеве немецких миссионеров среди простых людей — на Подоле, в ремесленных слободах и на горе. Открыто насмехались над ним дружинники Святослава, преданные своему Перуну, и Волосу, и другим древним богам, и сам Святослав не раз уже говорил с матерью, настаивая на изгнании немецких миссионеров, которые вели себя как полноправные духовные хозяева и наставники Руси. В  Киеве назревал взрыв...
Этим событиям предшествовала довольно странная и неясная история, которая восходит к 959 году.
Под этим годом в немецкой хронике Продолжателя Регинона было записано: «В лето воплощения господня 959... послы Елены, царицы ругоз (руссов), которая при Романе I, императоре константинопольском, крести-лась в Константинополе, приходили притворно, как впоследствии оказалось, с просьбой к императору поставить епископа и пресвитеров их народу».
А далее начались непонятные события. Во Франкфурте-на-Майне, где Оттон I праздновал рождество Христово, монах Либуций нз монастыря святого Альбана был посвящен в епископы для народа руссов достопочтенным епископом Адальгадом. Но Либуций не рвался в предназначенную ему епархию. Напротив, он всячески тянул дело с отъездом, а потом заболел и 15 марта следующего года скончался.
Начались поиски нового кандидата в русские епископы. И тут выбор пал на энергичного, предприимчивого брата  Адальберта  из  монастыря святого Максимилиана. Выбор этот был сделан не случайно. Адальберт чем-то не угодил высшим церковным властям королевства, и «по интригам и навету архиепископа Вильгельма» он был выдвинут в качестве кандидата на поездку в далекую Русь.
Император снабдил новоиспеченного епископа необходимым содержанием, дал ему верительные грамоты к княгине Ольге, и тот, проклиная, видимо, свою судьбу, бросившую его на неведомый восток Европы, отправился в путь.
Как видим вплоть до 964 года все государственные дела решаются Ольгой практически единолично и Святослав если и участвует в их решении то не более чем статист. В тоже время его роль в государственном управлении начинает стремительно возрастать с конца 950-х годов. Очевидно, брак с Малушей стал последней каплей, которая переполнила его терпение.

5. ЗРЕЛОСТЬ.

Татищев отмечает:
(967). Святослав, как по призыву Никифора, царя греческого, на бол-гар, так и по своей обиде, что болгары помогали казарам, пошел снова к Дунаю. И сошлись у Днестра, где болгары, казары, косоги и ясы в великой силе Святослава ожидали, не желая через Днестр пустить. Но Святослав, перехитрив их, обойдя, вверх по Днестру перешел, где ему помощь от венгров приспела. И так дойдя до полков болгарских, после долгого сражения и жестокого боя болгар и казар победил; и взяв 80 градов их по Днестру, Дунаю и другим рекам, сам остался жить в Переяславце (138), куда ему греки уложенную ежегодную дань бесспорно присылали; с уграми же имел любовь и согласие твердое.
138. Переяславль – иногда Переяславец, и смешивается с Переяславлем на Днепре, н. 82. Сей был на Дунае, гл. 51 [?], н. 53, что и Нестор ниже утверждает. Греки именовали Переслабен и Перестлаб.

Интересна оговорка Татищева «пошел снова к Дунаю». Татищев слепо повторяет неизвестный нам первоисточник, который хазарский поход Святослава именует походом на Дунай. В действительности в 967 году Святослав впервые выходит на берега Дуная.

Из «Повести временных лет»:
(967). Пошел Святослав на Дунай на болгар. И бились обе стороны, и одолел Святослав болгар, и взял городов их 80 по Дунаю, и сел княжить там в Переяславце, беря дань с греков.

Как видим здесь нет ни какого упоминания о предыдущих походах Святослава на Дунай.
Из книги А.Н. Сахорова «Рождение русской дипломатии».
В конце 966-го или начале 967 года к Святославу прибыл необычный гонец. Это был сын   херсонесского стратига Калокир, которого направил к русскому князю правивший в это время в Византии император Никифор Фока (963-969). Об этом рассказал в своей «Истории» уже знакомый нам византийский автор X века Лев Дьякон Калойский.
Прежде чем направить молодого человека к северному соседу, Ники-фор Фока вызвал его в Константинополь, присвоил ему высокое звание патрикия (высший сенаторский титул в Империи) и снабдил для вручения руссам изрядной суммой золота.
Калокир был человеком незаурядных личных качеств. Лев Дьякон  называет его «отважным»  и  «пылким». Потом он не раз еще возвращается к его личности на протяжении своего труда, и перед нами предстает фигура действительно необычная. Несмотря на свою молодость, это был человек больших и зрелых политических страстей, любивший рискованную игру, в которой не боялся сделать ставкой собственное благополучие и даже жизнь.
Главная цель, ради которой, согласно византийскому хронисту, Калокир был срочно направлен к Святославу, заключалась в том, чтобы уговорить его выступить в союзе с Византией против Болгарии. Конфликт между этими странами достиг своего высшего накала в 966 году, когда Никифор Фока повел свои войска против болгар.
В качестве подкрепления просьбы Калокир вез с собой 1500 фунтов (15 кентенаркев, более 600 килограмм) золота, которое должно было пойти в уплату русских союзных действий на Дунае.
«Посланный по царской его воле к тавроскифам (как называли в Ви-зантии руссов) патрикий Калокир, пришедший в Скифию (Русь), понравился начальнику тавров, подкупил его дарами, очаровал лестными словами... и убедил идти против мисян (болгар) с великою ратью с тем условием, чтобы он, покоривше их, удержал их страну в собственной власти, а ему содействовал в завоевании Римского государства и получении престола. Он обещал ему (Святославу) за то доставить великие бесчисленные сокровища из казны государственной».
Дело приняло совершенно неожиданный оборот, явившись к Святославу в качестве императорского посла, Калокир вступил с русским князем в немедленный и тайный сговор. Смыслом этого сговора стало сотрудничество Калокира и Святослава против императора Никифора Фоки, против его балканской политики. По Льву Дьякону получается, что Никифор Фока, приглашая Святослава на Дунай в качестве союзника против болгар, на самом деле приобрел ярого врага, да не одного, а сразу двух — еще и неугомонного молодого патрикия, которого уже не удовлетворяло высокое положение при дворе, не прельщала роль посла. Ему грезилась императорская корона, он мечтал, опираясь на русские мечи, сокрушить своего конкурента, захватить Константинополь, возблагодарить за это Святослава, отдав ему в уплату за великую услугу болгарские земли.
У Льва Дьякона все это изложено предельно просто и ясно, и это изложение в течение долгих столетий являлось основой для понимания сложных болгаро-внзантинско-русских отношений. Считалось, что Никифор Фока закупил Святослава, сделал его игрушкой в своих руках, орудием в борьбе с Болгарией. Эту роль Святослав играл и далее, а потом вышел из-под влияния Византии и по наущению Калокира начал против империи войну.
Такая трактовка событий была выгодна в 20—30-е годы XX века и болгарским буржуазным националистам, которые старались посеять в своем народе вражду к русскому, советскому народу и, вороша прошлое, найти там враждебные Руси идеи и образы, культивировать их, делать орудием своей антирусской, антисоветской политики.
Так версия, созданная официальным историографом византийского императора Василия II, по прозвищу Болгаробойца, надолго вошла в историю.
И лишь в последнее десятилетие все чаще и чаще в исторической науке, советской и зарубежной, стали высказываться сомнения в этой кон-цепции византийского хрониста.
В работах советских ученых М. Н. Тихомирова, М. А. Левченко, В. Т. Пашуто, Г. Г. Литаврина, болгарских исследователей П. Мутафчиева, Д. Ангелова, англичанина А. Стоукса и некоторых других было выражено  явное  недоверие  версиям Льва  Дьякона, обращено внимание на иные византийские и восточные источники, значительно корректирующие точку зрения этого хрониста.
Стало выявляться, что многого Лев Дьякон не знал, о многом умолчал.
Итак,  что же  происходило  в  действительности?
На время отвлечемся от миссии Калокира и обратимся к византийско-болгарским отношениям. Прав ли был Лев Дьякон, когда писал о нарастании вражды между Византией и Болгарией и обращении византийского императора за помощью к Святославу?
В то время, как Святослав воевал с Хазарней и пытался закрепить за собой земли Приазовья и Поволжья, на Балканах назревали события, которым в ближайшее время суждено было играть решающую роль в отношениях  трех  государств — Византии,  Болгарии  и  Руси.
В 965—966 годах между Византией и Болгарией разгорелся жестокий конфликт. Болгарское посольство, явившееся в Константинополь за данью, было с позором изгнано из страны. Никифор Фока заявил послам:
«Ужасное постигло бедствие ромеев (византийцев), если они, победители всех неприятелей, должны теперь платить дань, как невольники, бедному и гнусному народу скифскому».
Но дело было не в дани. Уже несколько десятилетий Византия выпла-чивала дань Болгарии, облаченную, как уже говорилось, в форму содержания византийской принцессы Марии, ставшей женой болгарского царя Петра.
Мария скончалась в 963 году, и теперь у Византии руки оказались развязанными, а первопричиной разрыва явилась крепнущая вражда империи к своему северному соседу.
Казалось, Византия в своих отношениях с Болгарией со времени смерти царя Симеона, с 927 года, добилась многого.  На  престоле сидел  нерешительный,  окруженный провизантийски настроенным боярством царь Петр; соратники Симеона были отодвинуты в тень. С каждым десятилетием Болгария сдавала империи позицию за позицией. Константинополь привносил в свои отношения с Преславой все большую степень диктата, все больше вмешивался во внутренние дела страны, активно поддерживал своих сторонников в болгарской столице. Этому способствовало и общее политическое и экономическое ослабление Болгарии. Страна вступила в период феодальной раздробленности. Развитие крупного боярского землевладения способствовало возникновению политического сепаратизма, приводило к обнищанию народных масс, к обострению классовой борьбы. Выход из кризиса болгарская правящая верхушка искала со все более и более тесных связях с Византией, она старалась привязать страну к имперской внешней политике, стала проводником византийского церковного и культурного влияния.
Крутой поворот произошел в отношениях Болгарии и Руси. Прежние друзья, страны-братья, связанные давними культурными традициями, экономическими узами, этнической общностью, уходившей еще к временам антов и склавинов, они не раз совместно выступали против Византии, Теперь все изменилось. С подозрением и ненавистью следили провизантийски настроенные болгарские руководители за усилением Руси, за ее успехами на Востоке, закреплением в Северном Причерноморье. В 40-е годы болгары вместе с херсонесцами дважды предупреждали Константинополь о выходе русских ратей. С негодованием и горечью воспринимали эти перемены в Киеве.
Одновременно шел процесс усиления византийской империи. Уже в последние годы правления Романа II византийские армии, ведомые талантливыми полководцами, братьями Ннкифором Фокой и Львом Фокой, добились ощутимых успехов в борьбе с арабами. В 961 году после семимесячной осады пала столица критских арабов Хандан. В этом походе участвовал и русский союзный отряд. Византийский флот господствовал на Эгейском море. Лев Фока одерживал победы на Востоке. Вернувшись в Константинополь, Никифор вскоре отправился в Азию; в повестке дня стояла борьба за Сирию, отвоевапие Антиохии.
В середине марта 963 года внезапно умер сын Константина VII Роман II, Наследнику престола Василию было лишь пять лет. И в это время, опираясь на свои восточные войска и имея поддержку в лице императрицы Феофано, Никифор Фока провозгласил себя императором. В середине августа этого же года он вступил в Константинополь. Стареющий полководец, суровый воин, мрачный человек, он продолжал целеустремленно строить новую византийскую армию, главным ядром которой стали закованные в броню тяжелые всадники. Вскоре он отвоевал у арабов остров Кипр, теснил их в Малой Азии, готовил поход на Антиохию.
Византия этого времени уже мало напоминала империю Льва VI, сги-бающуюся под натиском халифата, Болгарии, Руси. Арабский халифат вступил в полосу феодальной раздробленности. Русь была замирена, Болгария, кажется, послушно подчинялась воле Константинополя.
И все же в вековом противоборстве двух стран Болгария еще не была сломлена. Живы были традиции царя Симеона: хотя в Преславе и отступили в тень, но не сдались противники Византии и сторонники дружбы с Русью. Провизантийская правительственная политика встречала недовольство со стороны болгарского народа, части боярства и духовенства.
В Константинополе внимательно следили за развитием событий в Болгарии, выжидая удобный момент для нанесения старому врагу окончательного решающего удара. Именно в это время Константин VII в своих трудах давал резко отрицательные оценки болгарам, именно в это время Никифор Фока, готовя армии против арабов, ни на минуту не забывал о Болгарии, и, едва умерла болгарская царица Мария, Византия немедленно отказалась платить дань Петру. Когда же Болгария поставила вопрос о возобновлении мирного договора 927 года, византийское правительство потребовало, чтобы сыновья Петра — Роман и Борис — явились в Константинополь в качестве заложников, а сама Болгария обязалась бы не пропускать венгерские войска по своей территории к византийским границам.
В 966 году произошел окончательный разрыв отношений; болгарские послы были с позором изгнаны Никифором Фокой из империи.
Лев Дьякон, сообщив об этом событии, умолчал о самом главном, о чем сообщили другие византийские хронисты — Иоанн Скилица и Иоанн Зонара — о том, что, несмотря на требование Византии, Болгария продолжала сквозь пальцы смотреть на проход венгерских войск по территории Болгарии к владениям Византии.
В середине 60-х годов венгры продолжали совершать свои антивизантийские рейды, и между Венгрией и Болгарией существовало соглашение о том, что во время прохода по болгарской территории венгерские войска должны проявлять лояльность по отношению к болгарскому населению.
Греки обвиняли Преславу в вероломстве, в скрытой борьбе против Византин руками венгров, грозили. Болгары либо не хотели, либо не могли препятствовать венгерским рейдам. Вполне возможно, что в болгарском руководстве по этому вопросу тоже не было единства, и борьба про- и аитивизантийской группировок в центральном правительстве отражалась и на отношениях с венграми. Ненавистники Византии с удовольствием использовали военную силу венгров в борьбе против своего заклятого врага — Империи.
Существует любопытное известие арабского автора Яхьи Ан-тиохпйского, который записал в своем историческом сочинении, что болгары, воспользовавшись отвлечением византийских сил на Крит, напали на окраинные владения империи и опустошили их. Кто совершил этот набег, с чьего ведома, знало ли об этом правительство в Преслане, или это была инициатива настроенных антивизантийски и неуправляемых местных феодалов, —  сказать невозможно, но ясно одно, что не все так просто было в отношениях Болгарии и Византии, и выставленные греками условия о возобновлении мирного договора, условия унизительные, оскорбительные для достоинства болгар, указывали на всю степень недоверия и ненависти, которую питали правящие круги Византии к Болгарскому царству.
В Киеве с тревогой следили за развитием болгаро-византийских отношений. Место прежнего дружественного Руси Болгарского государства заняла слабеющая, оказавшаяся в руках провизантийской группировки, враждебная Руси Болгария. Это было вдвойне опасно и потому, что Болгария испокон веков контролировала русские торговые пути вдоль западного берега Черного моря, через низовые дунайские города вплоть до византийской границы. Объединение Болгарии с печенегами и остатками хазар могло представить серьезную опасность для Руси с юго-запада, поставить под вопрос существование русских форпостов в устье Днепра, на Белобережье. И понятно, что в интересах Руси было поддержать любые антивизаитийские действия определенной части болгарской знати.
В 966 году Никифор Фока двинул к границам Болгарии свои войска, а Калокир срочно выехал в Киев, звать, как считает Лев Дьякон, Святослава против Болгарии.
Греки повоевали пограничные владения Болгарии, овладели здесь многими, городами, но идти сквозь Балканы на Преславу Никифор поостерегся. Отправив к Святославу Калокнра, он и вовсе прекратил против болгар военные действия и вновь переключился на борьбу с арабами: отослал флот в Сицилию, сам же во главе сухопутной армии направился в Сирию.
В это время в Киеве Калокир вел переговоры со Святославом, и рождалась мысль о походе русского войска на Дунай и далее на Константинополь  с тем, чтобы нанести решающий удар Византии, а заодно помочь Калокиру овладеть императорским троном.
И все же и здесь Лев Дьякон погрешил против истины, как и в случае с объяснением истинных причин разрыва отношений между Византией и Болгарией. Он замолчал обстоятельства чрезвычайной важности: скрыл или не знал факт состояния воины между Византией и Русью в 965 или в 966 году.
Именно об этом рассказал хорошо осведомленный арабский хронист, уже знакомый нам Яхья Антиохнйский.
Описывая события этого же периода, он отметил, что византийский император отправился походом на болгар «и поразил их и заключил мир с руссами — а были они в воине с ним — и условился с ними воевать болгар и напасть на них». Все в этом сообщении сходится со сведениями Льва Дьякона. Лишь одну новую деталь сообщает арабский автор — но какую! — о войне между Русью и Византией в этот период и о заключении между ними мира, одним из условии которого являлось согласие Руси напасть на Болгарию.
Но можно ли верить арабскому автору, не выдумывает ли он этого конфликта, о котором молчат византийские источники? Оказывается, что нет.
Действительно, после разгрома Хазарии в течение 965—966 годов не было слышно о каких-то крупных походах Святослава. Подчинение вятичей после сокрушения каганата, возможно, такого похода и не требовало.
Но где же провел Святослав этот период времени? Вернулся ли он в Киев или пытался закрепить за собой завоеванные районы? А может быть, он оставался в своих владениях на Тамани?
Ответить на эти вопросы помогает обращение к позднему русско-византийскому договору, который заключил Святослав, уходя с Балканского полуострова. Он дал обязательство грекам:
«Яко ни кол и же помышлго на страну вашю, ни сбираю вон (воинов), ни языка иного (т. е. войска другого государства) приведу на страну вашю и елико есть подъ властью гречьскою, ни на власть корсуньскую (на Херсонес) и елико есть городовъ ихъ, ни на страну болгарьску».
Как видим, среди «стран», на которые Святослав обязуется впредь не нападать, находятся греческий Херсонес в Крыму и те «города», которые входили в сферу управления здешней византийской администрации. А это значит, что греки были весьма обеспокоены состоянием своих колоний, страховались на будущее. В сопоставлении с известием Яхьп Антиохийского становится очевидным, что во время своего пребывания в Приазовье, па Тамани Святослав, видимо, вел военные действия против крымских владений Византии или греческих союзников в Северном Причерноморье и Крыму.
Не случайно дважды поминал Боспор Киммерийский, т.е. район Керчи, Лев Дьякон в качестве владений Святослава.
Все это совершенно меняет наши представления о характере русско-византийских отношений этого времени. Значит, уже в 965—966 годах между Русью и Византией напряжение возросло чрезвычайно. В результате разгрома Хазарии и выхода в Поволжье и Приазовье русские войска вплотную приблизились к византийским владениям в Крыму и Северном Причерноморье. Конфликты между греками и руссами стали известны в Константинополе, и спешный вызов Калокира в византийскую столицу, а затем срочная его поездка к Святославу были вызваны не желанием византийцев склонить русское войско к нападению на Болгарию, а просьбой приостановить давление на их владения в этом районе, еще со времен походов IX века привлекавшем русские дружины. Потому был выбран в качестве посла сын херсонесского стратига, потому был он снабжен золотом, чтобы задобрить руссов, откупиться от них, спасти этим Херсонес и другие города, что было вполне в духе византийской дипломатии.
Но почему вдруг выплыл па переговорах балканский сюжет? Неужели византийское правительство было столь наивным и ограниченным в своих расчетах, что оно, как повествует Лев Дьякон, само пригласило Святослава на Балканы и тем самым создало у себя под боком грозную опасность, которая вскоре действительно вылилась в новую масштабную русско-визаитипскую войну? Думается, что все это было далеко от действительности. Дело заключалось совсем в другом. Русь давно уже стремилась вернуть себе весь днепровский путь, обеспечить безопасность прохода купцов в Западном Причерноморье, в Подунавье. Однако это стремление наталкивалось на сопротивление Византии. Мы помним, как в русско-византийском договоре 944 года империя связывала Русь по рукам и ногам обязательствами не зимовать в устье Днепра, не уничтожать византийские форпосты. Борьба велась за важные военно-стратегические и экономические районы, и Русь всеми силами  старалась сбросить эти  стягивающие  ее путы.
Думается, что Русь уже в это время нарушила обязательство уводить своих людей из днепровского устья с приближением зимы. Когда Святослав возвращался после похода на Балканы в 971 году, он был задержан непогодой и зимовал здесь, на Белобережье, где вовсе и не должно было бы быть русских поселений. Но они существовали, и Святослав остановился в одном из них. И не только остановился, но и покупал у местного населения пищу, которой на хватало на все оставшееся войско.
Враждебное отношение к Руси болгарского правительства могло осложнить русский транзит через Подунавье как в Византию, так и в западные страны, в частности в земли венгров, сербов. Святослав, и в этом не может быть никакого сомнения, предпринимал усилия не только для того, чтобы закрепиться в восточной части Северного Причерноморья, но и в его западной части, на старинном торговом пути — через низовья Днепра, по западному берегу Черного моря — в устье Дуная.
Все эти обстоятельства проясняют сюжет переговоров Калокира со Святославом.
Молодой патрикий был послан к русскому князю не для того, чтобы пригласить его воевать против Болгарии, а для того, чтобы пообещать ему византийский нейтралитет в том случае, если Русь будет продолжать свое закрепление в районе устья Днепра — устья Дуная в обмен на отказ от какой бы то ни было активности в Крыму. Никифор Фока делал вынужденную уступку в Западном Причерноморье, спасая от натиска Святослава свои крымские владения. Тем более что отношения с Болгарией резко осложнились и Константинополь рассчитывал, что болгары увязнут в своей борьбе с руссами и тем самым со временем станут легкой, добычей империи.
А пока же Никифор Фока с легким сердцем уводил свою армию на Восток. Впереди его ждали осада Антиохии, новые победы, новая слава!
Император не предполагал, что его противники просчитали свои ходы дальше, чем он. Калокир сразу замахнулся на императорскую корону. Кстати, последующий ход событий показал, что Лев Дьякон не погрешил здесь против  истины.  Сговор  Калокира  и  Святослава действительно состоялся: Калокир прибыл с войском Святослава на Балканы и в течение всего противоборства Руси и Византии находился в русском лагере.
Свои расчеты были и у русского князя. Его вовсе не устраивало положение пассивного наблюдателя событий, его интересовало не столько утверждение в устье Дуная, сколько все проблемы взаимоотношений с Болгарней.
Как показали последующие события, Святослав стремился вернуть Болгарию в лоно русско-болгарского союза, давнишней дружбы, а для этого надо было нейтрализовать провизантийскую группировку, сформировавшуюся вокруг царя Петра. Планы Святослава шли значительно дальше, чем предполагал Ннкофор Фока,— Русь интересовалась не столько утверждением в Подунавье, сколько изменением всей обстановки в этом регионе, возможно, даже переменой курса византийского правительства в целом. Недаром Святослав активно поддержал честолюбивые претензии своего нового друга Калокира и последовательно оказывал ему содействие во время всей балканской кампании.
В начале лета 967 года 60-тысячное русское войско выступило на Дунай.
Очевидно это явилось успешным результатом посольства Калокира.  Хотя к причинам побудившим Святослава  предпринять поход на Болгарию относят так же и следующие события:
1. Болгары постоянно помогали хазарам, ясам и касогам опустошать южные рубежи Руси.
2. Святослав давно вынашивал планы расширить границы Руси до Дуная и возродить на его берегах древнюю столицу руссов, «так как есть это середина земли моей».

На Днестре, как сообщает В.Н.Татищев в своей «Истории», Святослава ждало объединенное войско болгар,  хазар, ясов и касогов. Но он уклоняется от битвы и продвигается вверх по Днестру,  где к нему присоединяются венгры (угры).  После объединения с венграми, с которыми имел «любовь и согласие твердое», в начале августа 967 года Святослав наносит решающий удар по болгарам и  укрепляется в заложенном им в дельте Дуная Переяславце. 
Лев Дьякон сообщает:
Узнав, что [Сфендослав] уже подплывает к Истру и готовится к высадке на берег, мисяне собрали и выставили против него фалангу в тридцать тысяч вооруженных мужей. Но тавры стремительно выпрыгнули из челнов, выставили вперед щиты, обнажили мечи и стали направо и налево поражать мисян. Те не вытерпели первого же натиска, обратились в бегство и постыдным образом заперлись в безопасной крепости своей Дористоле.
В ходе этой первой болгарской  кампании  Святослав  завоевывает  80  городов.
После победы руссов над болгарами византийцы доставляют в  Переяславец «уложенную погодную дань», то есть постоянную ежегодную дань регулярно выплачиваемую Византией Руси.
По свидетельству  византийского  хрониста Льва Дьякона руссы во-рвавшись на территорию Болгарии многие города и селения ее разрушили до основания, а захваченную огромную добычу обратили в свою собственность. Во время этого болгарского похода руссы  пленили двух сыновей царя Петра - Бориса и Романа.
Русские хроники сообщают, что покорив Болгарию, Святослав устраивает свой стольный город в Переяславеце на Дунае и возлагает дань на Византию.
Византийский император Никифор II Фока, узнав о победах руссов в Болгарии, приступил к организации своих войск и флота и принялся укреплять Константинополь. Пытаясь примириться с Болгарией он направляет к «единоверным мисянам» посольство Никифора Эротика и Феофила Евхаитского, с предложением о мире и союзе.  Болгары в обеспечение этого союза запросили у Византии военную помощь, но Никифор II им в этом отказал.
Посол германского императора Оттона I,  кремонский епископ Лиут-пранд, 29  июня  был приглашен на императорский прием Никифора II Фоки, где застал болгарских послов,  которых посадили ближе к императору чем его. (Что говорило об особом внимании к Болгарии со стороны Византии).
В своем отчете о посольстве он отмечает, что 20 июля на рейде Кон-стантинополя среди судов различных стран,  находились и два русских судна. (Что свидетельствует о мирных отношениях между Русью и Византией)
В июне этого года болгарским посольством был закреплен союз между Никифором II и Петром II о мире и взаимопомощи в отношении руссов.      (Этот союз  подводил  итог  тайной политики Византии на Балканах, превращавшего ее из вассала Болгарии в ее покровителя).