Современная психология понимает дауншифтинг как «движение на пониженных скоростях» или «прыжок вниз по социальной лестнице», подразумевая под этим добровольный отказ от ряда общепринятых ценностей современной цивилизации (карьера, социальный статус, престижная работа, элитная недвижимость и т.п.) в пользу внутреннего спокойствия, ощущения гармонии и личностного роста.
Считается, что дауншифтинг, это естественная реакция на технократические черты современного мира, когда с детства человека учат, кем он должны стать, но не кем он хотел бы быть. В современном мире дауншифтерами становятся творчески мыслящие личности, склонные проявлять автономию и независимость своих суждений, для которых мнение большинства не является истиной в последней инстанции, обычно эти люди достигли уже очень многого в своей жизни. Добровольное «падение вниз» по карьерной лестнице – дорогое удовольствие, для которого необходимо наличие финансовой подушки безопасности, способной смягчить удары жизни. Но не смотря на это всё большее число людей круто меняют свою жизнь и как им кажется, приобретают долгожданную свободу.
Анализ исторических фактов дауншифтинга, позволяет сделать вывод, что это явление не является исключительно современного происхождения, а существовало всегда на протяжении всей истории человечества.
Вот всего лишь один (из множества) пример.
Дауншифтинг: путь к свободе?
Сообщений 1 страница 3 из 3
Поделиться12016-03-30 19:48:19
Поделиться22016-03-30 19:49:23
Продолжение
Сын черниговского князя Давыда Святославовича Святослав Давыдович, по прозвищу Святоша, правнук Ярослава Мудрого, родился около 1080 г. В крещении получил имя Панкратий. Воспитывался как наследный княжич рода Рюриковичей. В 1098 г. в возрасте 18 лет в составе войск Великого князя Святополка II Изяславича он участвовал в изгнании Давыда Игоревича из Волыни. За оказанную помощь, был пожалован Великим князем Луцком в удельное владение. В конце того же года успешно отразил нападение на Луцк дорогобужского князя Давыда Игоревича. Но уже на следующий год, 1099-й, был выгнан из Луцка Боняком, ханом половецким, выступившим на стороне Давыда Игоревича. Это событие очевидно произвело на молодого князя неизгладимое впечатление. После чего он перестает бороться за свои наследные права на удельное княжество и 17 февраля 1106 г. стрижётся в монахи киевско-печерского монастыря под именем Николай.
Ранее, в 1100 г. он женился на дочери Великого князя Святополка II Изяславича Анне, от брака с которой, у него рождается дочь (хотя в жизнеописании говорится о детях во множественном числе), впоследствии ставшая женой новгородского князя Всеволода Мстиславовича.
После пострига он три года пробыл в поварне, работая на монастырскую братию. Своими руками колол дрова для приготовления пищи, часто с берега на своих плечах носил дрова. (Очевидно дрова завозились в монастырь на лодках).
В это время его братья, Изяслав и Владимир, всячески пытались отговорили его от схождения до простолюдина, пытаясь воззвать его к голосу разума и родовой ответственности. Однако как истинный послушник с мольбою упросил он их, чтобы ему еще один год разрешили поработать в поварне на братию.
После же этого, так как во всем был он искусен и совершенен, пишет его неизвестный биограф, приставили его к монастырским воротам, и пробыл он тут три года, не отходя никуда, кроме церкви.
После этого велено ему было служить в трапезной.
Наконец волею игумена и всей братии принудили его завести свою келью, которую он сам и построил, и до 15 века она звалась «Святоши-ной», как и сад, который он своими руками насадил. (Очевидно возле своей кельи).
Во все годы монашества никто никогда не видал его праздным: всегда в руках у него было рукоделье, чем он и зарабатывал себе на одежду. На устах же его постоянно была молитва, беспрестанно повторяемая: «Господи Иисусе Христе, сыне Божий, помилуй меня!» Никогда не вкушал он ничего иного, кроме монастырской пищи; хотя он и много имел, как наследный княжич, но все это на нужды странников и нищих отдавал и на церковное строение. Книги же его многие сохранились и до 15 века.
Еще во время княжения имел Святоша лекаря весьма искусного, име-нем Петр, родом сирийца, который пришел с ним в монастырь. Но этот Петр, видя его добровольную нищету, службу в поварне и у ворот, ушел от него и стал жить в Киеве, занимаясь врачебной практикой среди киевлян. Он часто приходил к Святоше и, видя его в страдании и безмерном пощении, увещевал его, говоря:
- Княже, следовало бы тебе подумать о своем здоровье, чтобы не погубить плоть свою безмерным трудом и воздержанием: ты когда-нибудь изнеможешь так, что не в силах будешь нести лежащее на тебе бремя, которое сам принял на себя Бога ради. Не угоден ведь Богу сверх силы пост или труд, а только от сердца чистого и раскаявшегося; ты же не привык к такой нужде, какую переносишь теперь, работая как подневольный раб. И благочестивым твоим братьям, Изяславу и Владимиру, в великую укоризну нищета твоя. Как ты от такой славы и чести мог дойти до последнего убожества, ведь ты изнуришь тело свое и в болезнь впадешь из-за такой пищи. Дивлюсь я твоему чреву, которое раньше отягощалось сладкой пищей, а теперь, сырые овощи и сухой хлеб принимая, терпит.
- Берегись! Когда-нибудь недуг охватит тебя всего, и ты, не имея кре-пости, скоро жизни лишишься, и нельзя уже мне будет помочь тебе, и по-вергнешь ты в плач неутешный братьев своих. Вот и бояре твои, служившие тебе, думали когда-нибудь сделаться чрез тебя великими и славными; ныне же лишены твоей любви и пеняют на тебя: поставили себе дома большие, а теперь сидят в них в великом унынии. Ты же не имеешь куда голову приклонить, сидя на этой куче мусора, и многие считают, что ты лишился ума.
- Какой князь поступал так? Блаженный ли отец твой, Давыд, или дед твой, Святослав, или кто из бояр делал это, или хотя желание имел идти по этому пути, кроме Варлаама, бывшего здесь игуменом? И если ты меня не послушаешь, то прежде Божьего суда осужден будешь.
Так неоднократно говорил он ему, иногда в поварне с ним сидя, ино-гда у ворот, подученный на это братьями его. Святоша же отвечал ему:
- Брат Петр! Много размышлял я и решил не щадить плоти своей, чтобы снова не поднялась во мне борьба: пусть под гнетом многого труда смирится. Ведь сказано, брат Петр, что силе совершаться подобает в немощи. Нынешние временные страдания ничего не стоят в сравнении с тою славою, которая откроется в нас. Я же благодарю Господа, что освободил он меня от мирских забот и сделал меня слугой рабам своим, этим блаженным черноризцам.
- Братья же мои пусть о себе подумают: каждый свое бремя должен нести и довольно с них и моей волости. Все же это: и жену, и детей, и дом, и власть, и братьев, и друзей, и рабов, и села, - оставил я ради Христа, чтобы чрез то сделаться наследником жизни вечной. Я обнищал ради Бога, чтобы его приобрести. Да и ты, когда врачуешь, не воздерживаться ли велишь в пище?
- Для меня же умереть за Христа - приобретение, а на мусорной куче сидеть, подобно Иову, - царствование. А то, что ни один князь не делал так прежде меня, то пусть я послужу примером им: может быть, кто-нибудь из них поревнует этому и последует за мной. До прочего же тебе и научившим тебя дела нет.
Когда бывал болен Святоша, лекарь его начинал приготовлять врачебное зелье против той болезни, которая тогда случалась - огненного ли жжения или болезненного жара, но прежде чем он приходил, князь уже выздоравливал и не давал лечить себя. И много раз так бывало. Однажды разболелся сам Петр, и Святоша послал к нему, говоря:
- Если не будешь пить лекарства, - быстро поправишься; если же не послушаешься меня, - много страдать будешь.
Но тот, рассчитывая на свое искусство и думая избавиться от болезни, выпил лекарство и едва жизни не лишился. Только молитва святого исцелила его.
Однажды снова разболелся Петр, и святой послал объявить ему:
- В третий день ты выздоровеешь, если не будешь лечиться.
Послушался его сириец и в третий день исцелился по слову Святоши. Призвав же его, святой велел ему постричься, говоря:
- Через три месяца я отойду из этого мира.
По мнению Симона епископа Владимирского и Суздальского говорил он это, предсказывая смерть Петру. Сириец, не уразумев же, что это с ним должно случиться, пал к ногам князя и со слезами стал говорить:
- Увы мне, господин мой и благодетель мой, тот, кто дороже мне самой жизни! Кто посмотрит на меня, чужеземца, кто напитает многих людей, нуждающихся в пище, и кто будет заступником обиженных, кто помилует нищих? Не говорил ли я тебе, о княже, что оставишь ты по себе плач неутешный братьям своим? Не говорил ли я тебе, о княже, что ты меня не только словом Божиим и силою его исцелил, но и молитвою своею? Куда же теперь отходишь, пастырь добрый? Открой мне, рабу своему, язву смертную, и, если я не вылечу тебя, пусть будет голова моя за голову твою и душа моя за душу твою! Не отходи от меня молча, открой мне, господин мой: откуда тебе такая весть, да отдам я жизнь мою за тебя. Если же известил тебя Господь о том, моли его, чтобы я умер за тебя. Если оставляешь ты меня, то где сесть мне, чтобы оплакать свою утрату: на этой мусорной куче, или в воротах этих, где ты живешь? Что достанется мне в наследство из твоего богатства? Ты сам почти наг, и когда умрешь, то положат тебя в этих заплатанных рубищах.
- Подари же мне твою молитву, как в древности Илия Елисею милость, чтобы проникла она в сердце мое, и дошел я до райских мест крова дивного дома Божия. Знает и зверь, где скрыться, когда взойдет солнце, и ложится в логовище свое, и птица находит себе дом, и горлица гнездо себе, в котором кладет птенцов своих, - ты же шесть лет живешь в монастыре, и места своего нет у тебя.
Поделиться32016-03-30 19:50:16
Продолжение
Святоша же сказал ему:
- Лучше уповать на Господа, нежели надеяться на человека: ведает Господь, как пропитать всю тварь, и может защищать и спасать бедных. Братья же мои пусть не обо мне плачут, а о себе и о детях своих. Во врачевании же я и при жизни не нуждался, а мертвые не оживают, и врачи их воскресить не могут.
И пошел он с ним в пещеру, вырыл могилу себе и сказал сириянину:
- Кто из нас сильнее возжелает могилу сию?
И сказал сириец:
- Пусть будет, как кто хочет, но ты живи еще, а меня здесь положи.
Тогда Святоша сказал ему:
- Пусть будет, как ты хочешь.
И так постригся сириец, и три месяца день и ночь пребывал в постоянном плаче. Святоша же утешал его, говоря:
-Брат Петр! Хочешь ли, я возьму тебя с собою?
Он же со слезами отвечал ему:
- Хочу, чтобы ты отпустил меня, и я за тебя умру, ты же молись за меня.
И сказал ему Святоша:
- Дерзай, чадо, и будь готов: через три дня отойдешь к Господу.
И по пророчеству его через три дня причастился тот божественных и животворящих, бессмертных тайн, лег на одр свой, оправил одежды свои и, вытянув ноги, предал душу в руки Господа.
Князь же Святоша жил после того тридцать лет, не выходя из монастыря до самого преставления в вечную жизнь. И в день преставления его чуть ли не весь город пришел проводить.
И когда узнал об этом брат Святоши Изяслав, то прислал с мольбой к игумену, прося себе на благословение крест от парамана его, подушку и кладку его, на которой он преклонял колена. Игумен дал это ему, сказав:
- По вере твоей да будет тебе!
Князь же, приняв дар, бережно хранил его и дал игумену три гривны золота, чтобы не безвозмездно взять знамение братнее.
Однажды Изяслав так разболелся, что все уже отчаялись за него и считали, что он при смерти, и сидели возле умирающего жена его, и дети, и все бояре. Он же, приподнявшись немного, попросил воды из печерского колодца и онемел. Послали и набрали воды; игумен же, взяв власяницу Святошину, отер ею гроб святого Феодосия и велел облечь в нее князя, брата Святоши. И еще прежде чем вошел несший воду и власяницу, князь вдруг проговорил:
- Выходите скорей за город встречать преподобных Феодосия и Николу.
Когда же вошел посланный с водой и власяницей, князь воскликнул:
- Никола, Никола Святоша!
И дали ему пить, и облекли его во власяницу, и он тотчас выздоровел. И все прославили Бога и угодников его. И всякий раз, как Изяслав заболевал, то облачался он в эту власяницу и так выздоравливал. И хотел сразу же поехать к брату, но удержали его находившиеся тут епископы. Во всех битвах надевал он эту власяницу на себя и оставался невредим. Однажды же, согрешивши, не посмел надеть ее, и был убит в битве; и завещал он в той власянице похоронить себя.
История средневекового дауншифтинга, как ему и положено, закончилась чудесами. Современный дауншифтинг такими концовками похвастаться не может, но, тем не менее, у них есть много общего.
Не социальная среда толкает человека к уходу от традиционного стиля жизни к примитивному существованию ради мнимой свободы духа, а индивидуальная психическая деформация личности, когда традиционные социальные ценности трансформируются в индивидуалистическое мировоззрение: жизнь ради социальной деградации.
Поэтому дауншифтинг это психическое заболевание, причина которого, кроется, скорее всего, в наследственных и воспитательных травмах.