Продолжение
Ракомо. 6544 г. Дом Улеба.
Дом Улеба без Марфы как бы опустел, но жизнь в нём не остановилась. Марфу заменила старшая дочь Ульяна, которой уже исполнилось 12 лет, каждый день на помощь приходили то сестры Марфы или Улеба, то тетушки, то соседки. Савелий тем временем набирал вес и уже научился ползать.
К осени Улеб сходил к сельскому священнику и окрестил Савелия, с тех пор при нём всегда был нательный крестик, с которым он никогда позже уже не расставался. Во время крещения, Улеб снова поклялся Иисусу Христу, что как только Савелий войдет в отрочество, то непременно отдаст его на службу в божий храм.
В том году зима была ранняя. Уже 10 октября лег снег, а к 20 лед сковал озеро. Улеб позвал Окула и Ульяну.
- Дети мои, - обратился он к ним, - вы теперь взрослые и сами можете управляться в хозяйстве. Мня пригласил в Ладогу дядька мой Улеб Регнвальдович, для строительства терема для своего сына Иворда. Думаю, что управлюсь до весны, а вы тем временем держите хозяйство, берегите братьев и сестру. За помощью обращайтесь к деду своему Сокрелу. Особо хочу сказать о познании грамоты, и сами не забывайте вечор свитки читать, и младшим помогайте грамоту осилить.
- Отец, - отвечал Окул, которому тогда было 14 лет, - не беспокойся, не подведём мы тебя, всё сделаем как наказываешь. Беспокоит меня лишь, что Изгушка телиться должна через месяц, а с мы Ульяной не знаем как теленочка выхаживать.
- Да, тятя, - поддержала его Ульяна, - боязно нам без тебя, с теленочком справляться.
- Не бойтесь дети мои, родня не оставит вас без помощи, - ответил им Улеб.
На следующий день, лишь забрезжил рассвет, запряг он сани и отправился в Ладогу.
Прошла зима. Как и обещал, Улеб вернулся в начале марта по последнему снегу. Привез целые сани, всякого товара и подарки детям. На следующий день в его доме собралась родня и сельчане, которые шумно отмечали успешное возвращение Улеба. А он, взбодрив себя медовухой, все рассказывал и рассказывал о торговых караванах приходящих с Запада и Юга, о гостях новгородских, которые ходят к готам через Ладогу, о варягах, сопровождающих торговые караваны, о чудных товарах, которые привозят арабы. Все слушали его и только дивились.
С первой оттепелью пришла в Ракомо беда. В ночь с седьмого на восьмое апреля вышла из берегов река и обрушилась на село. Всё произошло так быстро, что многие не успели спасти своих животных, которые находились в загонах на первом этаже.
Улеб сам пережил такое наводнение тридцать лет назад, когда ему было всего 5 годков. Тогда также река в течение часа затопила село. Погибло много скота и двое жителей. После этого его отец сделал «ковчег» для домашней скотины. «Ковчег» представлял собой платформу размером пять на пять саженей с ограждением. По внешнему контуру этой платформы были вкопаны по три столба с каждой сторона, к каждому из которых платформа свободно крепилась пеньковым канатом, смазанным медвежьим жиром. Высота столбов была восемь саженей. Платформа была в виде плота в два настила из бревен в один обхват. В случае наводнения, животные загонялись на этот помост, который при подъёме воды, подымался вместе с ней, спасая животных от наводнения. Каждый год, при первых признаках лома льда на реке, Улеб загонял всех своих животных на этот «ковчег». Так было и в этот раз.
Все спали, когда в 3 часа ночи с реки неожиданно хлынула вода, уже к 4 часам село было затоплено. Первыми проснулись собаки. Село огласил их хриплый лай. Улеб, бросился в комнату детей и велел им собраться в трапезной, а сам побежал к «ковчегу», на котором ещё неделю назад собрал всех своих домашних животных.
Вода грязными потоками волной за волной катилась с реки, поглощая всё на своем пути. Первыми пострадали баркасы у сельской пристани на берегу. Их разметало словно щепки, бросая друг на друга, гоня на волнах в сторону села. Грязная жижа, в которой смешались обломки пристани, баркасов, прибрежных построек, неумолимо неслась на село. Уже через полчаса первые волны ударили в заборы сельских усадеб. Заборы сельчане строили добротные, и они выдержали этот первый напор. Тогда грязная жижа стала их обходить, разливаясь мутной рекой по центральной сельской улице. Через щели в заборах, под воротами вода стала затапливать хозяйственные дворы.
Когда Улеб выскочил на улицу, воды во дворе уже было на пол сажени. Животные беспокойно метались в «ковчеге», собаки лаяли, козы блеяли, коровы мычали, кони ржали, голосили птицы. Гвалт стоял неимоверный. Первые потоки воды уже захлестывали «ковчег». Улеб побежал проверять привязь. Осматривая каждый столб, он проверял, чтобы ход у канатов был свободный и когда вода начнет подымать «ковчег», этому ничего бы не мешало. Перепрыгнув через ограду «ковчега», он как мог, успокаивал животных. Его присутствие, очевидно, подействовало на них, и они постепенно стали успокаиваться. Всё прибывающая вода стала медленно поднимать «ковчег». Он поскрипывал, но подчинялся воле воды и медленно оторвался от земли и стал на волнах мерно парить над ней. Улеб с облегчением вздохнул. К пяти часам утра «ковчег» поднялся уже на сажень. К шести грязные волны уже перекатывались через частокол забора, на высоте полутора саженей, а вода всё прибывала и прибывала. Когда к шести утра «ковчег» поднялся на две сажени, прилив остановился. Выждав ёще с четверть часа, и убедившись, что вода больше не поднимается Улеб сел в привязанную к «ковчегу» лодку и поплыл к дому. Вода остановилась на уровне крыльца второго этажа и Улеб надеялся, что она не попадет в дом. Доплыв до крыльца, Улеб дрожа от холода вошел в избу. Вместе с ним в дом влился небольшой поток воды.
Испуганные дети, прижавшись друг к другу, сидели на угловой лавке. Ульяна держала на руках спящего Савелия. К счастью вода в дом не проникла, но первый этаж был залит полностью. Улеб велел детям перебраться на печь, а сам, переодевшись в сухое, вместе Окулом, вновь вышел на улицу и на лодке они отправились помогать соседям.
К вечеру вода стала спадать и через два дня сошла полностью, оставив после себя месиво из грязи и обломков. У многих погибли все животные, но из жителей в этот раз ни кто не погиб. Улеб с детьми стали приводить свое хозяйство в порядок.
Прошло два года. Савелий уже бегал по двору за курами, которые всё время уворачивались от его неумелых ручонок. За ним уже приглядывали младшие дети, Идар, которому исполнилось восемь лет, и Федосья – пяти лет. Но они и сами были не прочь побегать за курами, которые хлопали крыльями и громко кудахтали. Собаки тоже участвовали в этой игре-догонялке, весело прыгали на детей, радостно лая. На дворе стоял настоящий гвалт.
46 лет ранее.(1) Терем Великого князя Владимира Святославовича в Киеве. Трапезная дворовой церкви Великого князя.
За круглым столом, стоящим по средине трапезной сидели Великий князь Владимир Святославович, Анастас Корсунянин и митрополит Всея Руси Леонтий.
- Други - обратился к присутствующим Владимир – хочу сказать вам слово доброе за помощь в приобщении Руси к великому таинству Христова.(2) Большое дело мы с вами сделали. Но это только начало. Мы крестили уже большую часть Земли русской, теперь настало время установить в Киеве главный храм, откуда будет исходить новое для нас учение по всем уголкам земли нашей. Что думаете вы об этом други.
Наступила тишина, было лишь слышно, как потрескивали свечи.
Наконец, явно затянувшеюся паузу прервал митрополит Леонтий:
- Князь, - наступила небольшая пауза, - когда напутствовал нас вместе с Михаилом, почившем в прошлом году - Царство ему Небесное, - Леонтий перекрестился, обратившись к алтарю, - константинопольский патриарх Николай Хрисоверг на благодеяние, приобщения Руси к вере Христовой, молвил он, чтобы оказали мы тебе князь всякую помощь в просвещении народа твоего и приобщении его к великим таинствам почитания Спасителя нашего Иисуса Христа. Малые церкви, которые сейчас во множестве ставят плотники в земле твоей, создают основу, чтобы донести слово Господа нашего до каждого жаждущего, но прав ты, что без главного храма слово это может быть искажено, и принесет вере Христовой непоправимый урон. Полагаю, что желание твое похвально. Но, уж, коль храм этот должен быть примером для всех вновь обращенных, должны ставить его мастера константинопольские по всем правилам и чинам православной церкви.
Митрополит замолчал, задумался, как будто что вспоминал, но так и не произнес больше ни слова. Анастас выждал немного и сказал:
- Согласен, княже, с владыкою, местные мастера ставят церкви по наитию, не зная канонов Христова учения, от чего дома Господа нашего иногда напоминают языческие капища. Посему княже, прав владыка, для строительства главного храма на Руси надо константинопольских мастеров приглашать, что бы они создали пример правильного строительства дома Господа нашего.
- Я тоже так думаю, - ответил Владимир, - Анастас, назначаю тебя главным по строительству нового храма киевского. Строителям накажи, чтобы храм был равным константинопольской Софии, о которой мне мать много рассказывала. Всё необходимое для строительства выправишь у Добрыни, и помни, храм этот должен быть не хуже чем в самом Константинополе.
- Княже, - обратился к Владимиру Анастас, - просьба у меня к тебе будет. Дозволь поставить новый храм на месте убиенных первомученников веры Христовой на Руси Федора Варяга и сына его Иоанна.
Наступило молчание. Владимир, вспомнил тот год, когда убили Федора и Иоанна.(3)
Он возвращался с похода на ятвягов, присоединив их земли к Руси. В честь успешного похода киевская старшина решила вознести жертвы Перуну. С благословения его бабки княгини Ольги в Киеве уже несколько лет жили христиане, строили для себя небольшие церкви, но это все больше и больше раздражало как жреческую верхушку, так и бояр, которые видели в христианах угрозу традиционному укладу жизни, а также роли исконных богов в жизни русичей. Для жертвы волхвы выбрали сына Федора Иоанна, варяжского воина в дружине Владимира, за его активную проповедническую деятельность христианского учения среди киевлян. 12 июня к Федору, пришли гонцы, передавшие требование волхвов о выдачи сына, но он отказался его выдавать, тогда разъярённая толпа подрубила опоры в его доме, где они пытались укрыться от расправы. Дом рухнул, раздавив при этом и отца, и сына. Не раз Владимир слышал от матери рассказы о подвигах христиан, жертвовавших свой жизнью во имя своей веры, но в реальной жизни столкнулся с этим впервые. Ему было тогда всего 23 года, и конечно ему не было жалко этих несчастных христиан, но подвиг их остался в памяти, как напоминание о стойкости христиан в своей вере, что спустя всего пять лет, привело его в Корсунскую купель. Владимир вздохнул, как бы отбрасывая нахлынувшие воспоминания и сказал:
- Хорошо, Анастас, будь по просьбе твоей, ставь храм на том, месте, тем более, что это рядом с моим теремом.
На следующий год из Константинополя прибыли мастера, во главе с Артаваздом и его помощником Феофилом. Началось бурное строительство нового храма, продолжавшееся три года.
Когда храм был готов, его посетил Владимир, которому понравились и облик храма, напоминавший константинопольскую Софию, и его богатое убранство. Видно было, что Анастас, ревностно исполнил его наказ и храм сиял своим великолепием как снаружи, так и внутри.
- Господи Боже! – воскликнул Владимир – оглядев внутренне убранство храма, - Взгляни с высот своих горних и воззри, посети обитель свою на Земле русской. Распрости благодать свою на людей её, сердце которых ты обратил к истине познать тебя, Бога истинного. Взгляни на церковь твою, которую создал я, недостойный раб твой, во имя родившей тебя матери приснодевы Богородицы. Если кто будет молиться в церкви этой, то услышь молитву его, ради молитвы пречистой Богородицы.
В честь освящения церкви пресвятой Богородицы Владимир утвердил наказ, по которому новый храм становился главным храмом Руси, а все вотчины Земли русской должны были выплачивать ему 10 часть своих доходов. Поэтому получила эта церковь название Десятинная.
Чин Великого освящение нового храма состоялся 12 мая в четвертом году(4), при огромном скоплении народа. Чин освящение совершал митрополит Вся Руси Леонтий.
Спустя одиннадцать лет, Владимир распорядился перенести туда же саркофаг своей бабки княгини Ольги, причисленной к лику святых. Спустя четыре года, в 19 году(5) преставилась княгиня Анна, саркофаг которой был установлен там же. Спустя ещё четыре года почил и сам князь Владимир(6), саркофаг которого был установлен рядом с супругой и Ольгой.
Спустя год после смерти Владимира, его сын Ярослав, боявшись за свою жизнь, после убийства Святополком других братьев Бориса и Глеба, решил нанести Святополку упреждающий удар и выгнать его из Киева, тем более, что обстановка для этого была благоприятной: киевляне подняли волнение в городе.
В 24 году(7) Ярослав разбил Святополка и занял киевский престол.
На следующий год, когда Ярослав был в Новгороде, ему донесли, что Святополк вместе с печенегами двинулся на Киев. Бросив все дела, Ярослав помчался в Киев. И прибыл вовремя.
Уезжая в Новгород, для решения неотложных дел, в связи с организацией киевского княжения, Ярослав оставляет город на попечение наёмной варяжской дружины во главе с Эймундом и Рагнаром. На их попечение оставил он всё свое многочисленное семейство, поэтому, когда пришло известие о движении Святополка с печенегами на Киев, Ярослав не мешкая вернулся.
По возвращении Ярослав стал советоваться с Эймундом и Рагнаром как лучше организовать оборону города. По мнению варягов, основные силы следовало сосредоточит в Киеве, надеясь на неприступность его стен. Ярослав с ними согласился.
Эйдмунт велел рубить деревья с верхушками, и устанавливать их на городских стенах, так чтобы их ветви выходили за городские стены, так удалось бы снизить потери защитников от вражеских стрел.
Константин Добрынич, которого Ярослав только что назначил новгородским посадником, прибыв вместе с ним в Киев, помогал ему во всех его начинаниях по обороне города.
- Необходимо перед стенами выкопать большой ров, чтобы всадник с конем мог в него провалиться, - сказал Эймунд Константину.
Константин не мешкая, организовал необходимые работы.
- Для того, чтобы штурм захлебнулся, - продолжал Эйдмунд, - необходимо убрать лишнюю землю, ров наполнить водой, застелить его брёвнами, так чтобы они держали не более десяти человек, и сверху присыпать их землей для скрытности.
Не прошло и пяти дней после завершения этих работ дозорные донесли о приближении вражеского войска.
На совете с Ярославом Эймунд предложил:
- Святополк, ведет на город печенегов, которым обещали после успешного штурма на трое суток отдать город на разграбление, поэтому надо затмить их разум и осторожность их алчностью, для этого предлагаю в тех местах на городских стенах, которые не прикрыты деревинами, выйти женщинам в самых дорогих одеждах и украшениях, с толстыми золотыми кольцами на шеях. Жадность кочевников ослепит их, и они поскачут на городские стены, как скоро солнце озарит блеском золото и златотканые багряницы.
Константин поддержал этот дельный совет. Так и сделали. Как только войска Святополка показались из леса сотни женщин вышли на городские стены, сверкая своими нарядами.
Разгоряченные, предчувствием легкой добычи, печенеги бросились на приманку киевлян, сотнями падая в приготовленный для них ров. Видя, как бесславно гибнут кочевники, Святополк остановил наступление, сосредоточив осаду города исключительно на воротах города, как наиболее слабых местах в его обороне.
Через два часа осады, Михайловские ворота, защиту которых возглавлял сам Ярослав, были прорваны и наступающие ворвались в город, при этом Ярослав был ранен в ногу. Об этом немедленно сообщили Эймонду. Оставив Рагнара на защите Софийских ворот, Эймонд, с частью своих людей бросился на выручку Ярославу. В это время неприятельские войска, уже расползались по городу, захватывая одну слободу за другой. Кругом горели церкви и дома киевлян. Кое как сумев организовать горожан, Эйдмуд, пробивался к Ярославу, который отступал к своему терему, чтобы укрыться за его стенами. Соединившись с отрядом Ярослава, Эймунд стал вытеснять нападавших. К шести часам вечера, нападавшие были вытеснены из города, и обратились в бегство. Защитники во главе с варягами преследовали их некоторое время.
Потерпев поражение. Святополк бежал к своему свёкру Болеславу в Польшу, просить защиты и помощи против Ярослава.
Летом следующего года(8) Болеслав во главе пяти тысячной польской армии, при поддержке тысячи печенегов, пятисот венгров и трехсот немцев вышел походом на Киев.
Как только Болеслав вторгся в Галицию и Волынь, гонцы были тут же отправлены к Ярославу.
Ярослав, считавший, что конфликт со Святополком был исчерпан, не ожидал такого скорого нападения со стороны Польши, тем более что с готским королем Оттоном II они состояли в родственных отношениях; их жены Анна и Феофано были родными сестрами, а Польша в начале года подписала вассальный договор с Оттоном II.
Ярослав по раннему утру вышел на рыбалку. Спустя час, когда уже начался самый замечательный клёв, ловчий только и успевал снимать щук вытащенных князем, ему доложили, что прибыл гонец из Галиции.
- Пусть подойдет, - сказал Ярослав, не ожидая дурных вестей.
- Великий князь, - обратился гонец к Ярославу, - 22 июля Болеслав вторгся в наши земли и уже захватил Червен и Волынь. Малые дружины уходят к Киеву.
Раздосадованный сообщением гонца Ярослав бросил удочку и сказал:
- Не об удочке, и не о ловле рыбы сейчас нужно думать, но как спротивиться жестокому, сильному и крови нашей жаждущему неприятелю, чтобы нас самих он не поймал на удочку.
Быстро организовав свои войска, Ярослав вышел на встречу Болеславу на Буг. Как только Ярослав покинул город, его осадили печенеги, жаждавшие реванша за прошлогоднюю неудачу.
Войска Ярослава и Болеслава встретились на берегах Буга. Несколько дней ни одна из сторон не решалась начать форсировать реку, чтобы нанести противнику решающий удар.
Буда, воевода и дядька Ярослава, стал подзадоривать Болеслава, крича ему через реку:
- Трусоват ты Мешкович, да и неповоротлив зело, поэтому проткнем тебе колом брюхо твое толстое.
Ему вторили дружинники, которые насмехались над поляками, показывая им свои голые зады и как они их отимеют, когда переправятся на их берег.
Не выдержав этих оскорблений, Болеслав обратился к своим войнам:
- Если вас не унижает оскорбление это, то погибну один, - сел на коня и направил его в сторону реки.
Польские войска бросились за своим князем, молниеносно форсировали реку и разгромили русский лагерь. Ярослав, уже знавший о том, что Киев осажден печенегами, с остатками своего войска бежал в Новгород.
Путь на Киев Болеславу был открыт. Пройдя по маршруту Владимир Волынский – Олыка – Дорогобуж – Радомышль – Белгород Болеслав подошел к стенам Киева. Узнав о бегстве Ярослава киевляне не оказали ни какого сопротивления Болеславу и его войска вместе с печенегами вошли в город. Что бы предотвратить его разорение, Анастас Корсунянин, настоятель Десятинной церкви, который двадцать пять лет назад её строил, от имени киевлян предложил Болеславу огромный выкуп. Болеслав принял выкуп, чтобы расплатиться с печенегами, но решил жестоко отомстить Ярославу и за оскорбления на Буге, и за пленение свой дочери жены Святополка, и за оскорбление Оттона II, который тоже хотел жениться на Анне, но Владимир отец Ярослава этому помешал. Он приказал, привести сестру Ярослав Предславу в Десятинную церковь. Сам же въехал туда на коне, растоптав главный алтарь храма, и в присутствии семьи Ярослава, киевской верхушки и своих дружинников изнасиловал Предславу на саркофаге Владимира.
Анастас видевший такое глумление над христианской святыней, как и в Корсуне, предал свою веру и перешел на службу к латинянам, став хранителем награбленного Болеславом на Руси.
После этого на протяжении двадцати лет Десятинная церковь не использовалась по назначению.
Осенью сорок четвертого года по приглашению Ярослава в Киев прибыл представитель константинопольской патриархии Феопемпт, который был назначен Алексием Студитом митрополитом киевским и всея Руси. Перед отъездом на Русь Феопемпт участвовал в освящении нового константинопольского монастыря в честь Успения Богородицы, потому по прибытию в Киев, первым делом посетил Десятинную церковь, которую нашел в плачевном состоянии.
Ярослав взяв на себя обязательства укрепления христианства на Руси, уже в сорок пятом году приступил к строительству Софийского храма, и по просьбе Феопемпта к восстановлению Десятинной церкви. Спустя всего два года Десятинная церковь вновь засияла своим великолепием и 12 мая 47 года была вторично освящена митрополитом Феопемптом.
Примечания.
1) 993 г. по христианскому летоисчислению.
2) Крещение Руси произошло за пять лет до описываемых событий в 988 г.
3) 978 г. по христианскому летоисчислению, за десять лет до крещения Руси.
4) 996 г. по христианскому летоисчислению.
5) 1011 г. по христианскому летоисчислению.
6) 15 июня 1015 г. по христианскому летоисчислению.
7) 1016 г. по христианскому летоисчислению.
8) 1018 г. по христианскому летоисчислению.